Война в небесах

Хануман поистине погряз в шайде, и для него только логично пойти еще дальше и дать Данло вкусить боли, на этот раз физической, в полной мере. Те два дня, которые Данло ждал в своей камере, играя в шахматы или считая удары своего сердца, он старался не думать о разных способах пыток. Такие мысли сами по себе были пыткой, способной ослабить его волю и заставить выдать маршрут Зондерваля — лишь бы Хануман не велел своим воинам-поэтам сверлить пальцы Данло лазером или резать ему лицо нейроножами. Данло понимал, что Хануман для того и заставляет его ждать так долго, пока великие события сотрясают вселенную за стенами его камеры. Это ожидание — первый из кругов ада. Данло ждал, не застучат ли по камню сапоги воинов-поэтов, и ему казалось, что он различает огненные языки всех прочих кругов, но времени предстояло доказать, что он ошибается.

— Надо бежать, — в сотый раз повторял ему Эде. Хануман вернул компьютер Данло, чтобы тот в ожидании своей судьбы имел хоть какое-то общество. — Почему ты не хочешь бежать?

Данло поставил компьютер на краю шахматного столика.

Бог Эде, как выяснилось, запрограммировал его играть в шахматы на том же уровне, на каком играл Эде-человек, то есть довольно плохо. Данло, сам игрок весьма средний, каждый раз у него выигрывал. Его забавляло, что Эде, терпя поражение, никогда не сердится и не досадует, а предлагает сыграть еще раз. Если что-то и вызывало у Эде досаду (и если эта эмоция вообще была ему знакома), то лишь невозможность двигать фигуры самостоятельно. Чтобы сделать ход, голограмме приходилось шмыгать между черной богиней и нужным квадратом; над этими изящными фигурками он имел власти не больше, чем над стальной дверью камеры.

— Если ты не решишься на побег, — говорил он, — воины-поэты замучают тебя до смерти, и я никогда не получу назад свое тело.

— Может, его тебе вернет Хануман. — Данло, стоя, передвинул пешку по указанию Эде. — Если победит ивиомилов.

— Но станет ли он помогать мне? Захочет ли вернуть меня к жизни?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Сомнительно что-то. Думаю, Ханумана я больше интересую как остаточная программа мертвого бога, чем как потенциально живой человек.

— Прими мои сожаления.

— Знаешь, о чем меня спрашивал Хануман, когда воины-поэты увели тебя из башни? Он спрашивал, как меня можно выключить.

— И что ты ему сказал?

— Сказал, что для этого нужен пароль, но, разумеется, не назвал его.

— Мне ты его тоже не назвал.

— И никому не назову. Ты, правда, не стал бы выключать меня просто так, но Хануман — другое дело. Я думаю, он хочет разобрать компьютер, чтобы изучить мои глубокие программы.

Данло передвинул своего рыцаря на белый квадрат и сказал: — Удивляюсь, почему он этого до сих пор не сделал.

— Возможно, он считает меня твоей собственностью.

— По-твоему, он стал бы уважать мою собственность, угрожая изувечить меня самого?

— Откуда мне знать? — Эде перенял у Данло привычку отвечать вопросом на вопрос. — Но боюсь, что в случае твоей смерти он конфискует меня и попытается выключить.

— Я не умру.

— Как ты можешь это знать, пилот?

— Убивать меня Хануман не намерен. Я… знаю.

— Может, и так. Но ты, в конце концов, всего лишь человек — разве ты можешь предвидеть, как будет реагировать твоя хрупкая плоть, скажем, на кипящее масло? У тебя начнется гангрена, начнется заражение, и ты умрешь.

— Нет… не умру.

— А если тебе будут ломать кости, сдавливая их между камнями? При таком сдавливании из клеток выжимается жир. Частицы этого жира могут закупорить кровяные сосуды легких, почек и мозга. Случится удар, и тебя парализует, даже если ты не умрешь сразу.

— Спасибо за полезную информацию. — Данло двинул пешки на штурм плохо защищенного бога Эде. — Странно: драконов дебют и богову защиту ты забыл, а это помнишь?

— Но если я когда-нибудь верну свое тело, мне ведь надо будет знать о нем все, ты не находишь?

— Право, не знаю. Зато я, кажется, понял, зачем Хануман вернул мне тебя.

— Вот как, пилот? Зачем же?

— Чтобы ты истязал меня своей информацией. — Данло подвинул пешку еще ближе к богу и улыбнулся с сумрачным юмором. — Может быть, мы закончим партию, не упоминая больше о слабых сторонах моего организма?

За этот период ожидания лорд Беде четырежды требовал, чтобы ему позволили увидеться с Данло в соборе. Его поражало, как можно держать посла в камере без всякой связи с внешним миром. Зная многих лордов Ордена, он умел быть очень убедителен и быстро завоевал себе сторонников в залах Академии, которые вместе с ним добивались либо освобождения Данло, либо предоставления ему свиданий. Но Хануман, уверенный в своей власти, остался глух к их протестам: ведь лорд Палл и другие наиболее влиятельные лорды были послушны ему, как пальцы собственной руки. Другие силы, действующие в городе, беспокоили его намного больше. Несмотря на свое высокое положение, он так и не сумел, вопреки мнению многих, стать правителем Невернеса. В стремлении к авторитарной власти он наталкивался на сильную оппозицию.