Война в небесах

— Если понадобится моя помощь, чтобы досадить шефу полиции, дайте мне знать, — серьезно произнес герцог. — Однажды он назвал поэзию «непрактичной штукой».

У ворот Калли обе машины остановились.

— Вы зайдете с нами? — спросил начальник полиции У герцога.

— Нет, — ответил тот, — меня это дело не касается.

Управьтесь там побыстрее с вашими дознаниями, опознаниями и прочими делами.

Проводив взглядом небольшую процессию, герцог достал блокнот и углубился в работу над новой пьесой в греческом стиле о Мировой войне и гибели Германской империи. Он специально выбрал классическую форму, намереваясь выразить все как можно сильнее, изобразив при этом и великое, и малое. Сцена будет представлять ближние немецкие тылы во Франции весной 1918 года; хор — француженки с оккупированных земель, а бог из машины — Сен-Дени, св. Дионисий, покровитель Франции, похожий в данном случае на Феба, то есть на Аполлона. Сейчас герцог набрасывал как раз его монолог в самом начале.

От зеленых нив, что уцелели

В злобном шторме, в огненной метели,

Свыше охранимых…

Он задумался, как лучше «Зевсом» или «Богом»?

Тем временем Грегори Персиммонс с холодной учтивостью принимал незваных гостей. Архидиакон, напротив, так и лучился доброжелательностью.

— Это меня вы должны винить за неожиданное вторжение, — говорил он, представляя хозяину начальника полиции. — Полковник Коннерс разыскивает наш украденный потир, он непременно хотел заглянуть к вам.

— Я в общем-то не собирался, — пробормотал полковник, обнаружив себя в столь неловком положении, — просто архидиакон считает, что его потир мог каким-то образом попасть в Калли, вот я и решил внести ясность в это дело.

— Наверное, это Морнингтон рассказал вам о моем потире? — поинтересовался Грегори.

— Нет, зачем же? — удивился архидиакон. — Я и сам видел его у вас. Совершенно особые условия его хранения заставили меня поверить, что он… очень ценен. Должен сказать, у ваших людей есть чувство юмора, — он покачал головой и вдруг забормотал полушепотом:

— Славьте Бога богов, ибо…

Полковник Коннерс посмотрел сначала на хозяина, потом на священника.

— Что-то я вас не вполне понимаю, — начал он раздраженно.

— ..ибо… это неважно, полковник… ибо вовек милость Его, — заключил архидиакон с сердечной улыбкой.

Казалось, что с каждой минутой пребывания в Калли архидиакона охватывает все большая радость. Он весело поглядывал на полковника, ехидно, а то и задорно — на Персиммонса, а когда его глаза останавливались на Морнингтоне, 6 них легко читалось подлинное расположение, они ведь и впрямь успели подружиться и привязаться друг к другу.

Грегори, напротив, смотрел на священника со все возрастающим беспокойством. Он понимал оскорбительную грубость сэра Джайлса, хотя в душе и презирал его за несдержанность (примерно так же оценивал сэр Джайлс притворную любезность самого Персиммонса), но он совершенно не видел, откуда взяться такой восторженности. Снова подумав, не перестарался ли Леддинг и не тронулся ли священник умом, он перевел взгляд на Морнингтона — ну, с этим все ясно: чувствует власть над собой и знает, что ее можно пустить в ход. Немного успокоившись, он выжидательно взглянул на полковника. С минуту все молчали. Первым не выдержал полицейский.

— Я думаю, — не очень уверенно начал он, обращаясь к Персиммонсу, — если бы вы показали нам этот… злополучный сосуд, архидиакон смог бы убедиться в своей ошибке.

— Охотно, — ответил Грегори и пригласил гостей следовать за собой. Подойдя к полке, он сделал широкий жест;

— Вот мой потир. Если угодно, могу рассказать его историю. Мне он достался… — Дальше последовало повторение легенды, которую Кеннет выслушал днем раньше.

— Что вы на это скажете? — укоризненно обратился полковник к священнику.

Архидиакон смотрел на потир, и лицо его было серьезно. Недавняя беспричинная веселость сменялась радостью всеохватной, танец крохотных молекул счастья ширился и готов был захватить его целиком. И снова расслышал он слабый прекрасный звук, но уже не снаружи, и даже не изнутри, а из внепространственного, вневременного, внеличностного бытия. Если это и была музыка, то музыка самого движения — звучали не вещи, а природа вещей. Чем дальше он смотрел, тем больше ощущал себя рекой, бегущей по узкому руслу, а над водою сверхъестественным светом сиял Грааль.

— Да, — тихо промолвил архидиакон, — да, это Чаша.

Грегори пожал плечами и повернулся к начальнику полиции.

— Я могу дать вам адрес человека, который продал мне эту штуку, — предложил он, — а вы можете его допросить, если сочтете нужным.

Полковник поджал губы и негромко ответил:

— Я извещу вас, если возникнет такая необходимость.

Кажется, наше опознание ничего не дало. Насколько мне известно, архидиакон недавно повредил голову?