Все это в скором времени воплотилось в одном названии – Восточный фронт, когда к осознанию собственной беспомощности и потерянности, сковывавших у солдат волю в бою, добавилось скрытое убеждение в том, что в этой стране с ее бесконечными просторами добиться выполнения поставленных целей и прийти к победоносному завершению войны невозможно. И сегодня, оглядываясь назад, при оценке поведения германских войск в Советском Союзе, эту психологическую составляющую не следует оставлять без внимания, ведь во многие решающие моменты она оказывала значительное влияние на действия того или иного солдата.
Уже в первые дни войны из различных немецких армейских частей стали поступать доклады о том, что позади их линий обороны стали находить изуродованных раненых, или о застреленных солдатах, отставших от колонн для ремонта грузовика. В частности, об этом говорилось в вечерней сводке начальника разведки 7-й танковой дивизии за 24 июня 1941 года (NOKW 2246), в обобщенной сводке офицера оперативного управления Генерального штаба в штабе 168-й пехотной дивизии за период с 22 июня по 30 июля 1941 года (NOKW 1911) и в донесении штаба 307-го полицейского батальона при 62-й пехотной дивизии от 30 июля 1941 года (LU 10, 16 d).
Тогда, без сомнения, речь шла об единичных случаях, которые вряд ли можно расценивать как проявление всеобщей народной воли к сопротивлению. Тем не менее, они сеяли в тыловых войсковых службах нервозность и чувство неуверенности в собственной безопасности. Соответственно ответные штрафные меры затронутых частей проводились под влиянием этих чувств – некоторые гражданские лица, отвечавшие за армейское имущество, были расстреляны. Однако такие единичные случаи и суровые наказания за них тогда еще не оказывали серьезного влияния на взаимоотношения между русским народом и немецкой армией.
С момента же, когда призыв советского руководства к организации и ведению партизанской войны стал общим достоянием, такие происшествия стали расцениваться иначе. И нужно признать, что тем самым первоначальные цели этого воззвания были достигнуты. Ведь немецкие войска и их службы безопасности, будучи убежденными в том, что широкие народные массы последуют за приказом Сталина, стали с напряжением и очень внимательно отслеживать любое возможное проявление воли к сопротивлению. Командные же инстанции приготовились немедленно сурово отвечать на любое противодействие.
К тому же армейское Верховное командование вначале явно запоздало с доведением до войск общепринятых норм поведения. Поэтому решение о принятии мер против проявлений гражданского неповиновения было отдано на откуп командующим и командирам армий, корпусов и дивизий. Соответственно карательные мероприятия сильно отличались друг от друга. Когда в середине июля 1941 года колонна автомашин 1-й немецкой пехотной дивизии в лесном районе возле белорусского населенного пункта Ляды подверглась нападению и была расстреляна гражданскими лицами, а несколько позже партизаны атаковали штаб еще одной пехотной дивизии, где во время боя погибли все служащие штаба во главе со своим командиром, многие дивизии предприняли самые жесткие меры по обеспечению своей безопасности.
В частности, как следует из донесения начальника разведки 6-й танковой дивизии вермахта от 26 июля 1941 года о принятии мер в отношении гражданского населения (NOKW 2123), во всех населенных пунктах, занятых частями этой дивизии, мужчины старше четырнадцати лет в период с 20.00 вечера до 6.00 утра были согнаны в определенные места и взяты под стражу. Если оказывалось, что кто-то из мужчин отсутствовал, а его местонахождение установить не удавалось, в качестве заложника арестовывался один из членов его семьи. Одновременно население предупредили, что в случае повторения нападений заложники будут расстреляны.
Взятие заложников из числа гражданского населения как предупредительная мера по обеспечению безопасности немецких гарнизонов было предписано штабами ряда армейских корпусов, в том числе и 51-го армейского корпуса. Причем заложников следовало отбирать из русских и евреев, а также коммунистов. Так, в приказе командира 51-го армейского корпуса № 8 от 8 июля 1941 года значилось: «Во всех гарнизонах старшими офицерами должно быть организовано взятие заложников: а) из числа русского и еврейского населения; б) из коммунистических кругов, со стороны которых ожидаются нападения» (NOKW 1629). Причем эти люди поступали в непосредственное подчинение начальников гарнизонов с предупреждением, что все они в случае любого враждебного проявления в отношении немецкой армии будут расстреляны.