Война в потемках

— Я родился в Товии и вырос в приюте для детей арестованных врагов Фамайа. Кем были мои родители, я не знаю — когда их расстреляли, мне не было и года. Сейчас мне двадцать три, — так все и было на самом деле, но допрашивающий хмыкнул.

— Ты слишком хлипкий для истребителя. Боевой оператор?

Если бы Талу мечтал о мучительной смерти, он бы сказал «да». Но «беглый» попал в точку и найти ответ было трудно. Решив, что он слишком задумался, «беглый» ударил его в живот. Талу задохнулся от боли и обвис на державших его руках. Плечо моментально вспыхнуло огнем и ему пришлось плотно сжать зубы, чтобы не закричать.

— Я Наблюдатель. Младший, — сказал он, едва смог набрать воздуха. Отпираться было унизительно и бесполезно — ни одному его слову они все равно не поверили бы.

Стоявший впереди поднял с земли пистолет Маонея, разрядил его, понюхал дуло.

— Скольких людей ты убил сегодня, недоносок? — похоже, его не очень интересовал ответ, поскольку он снова ударил Талу в живот. Юноша молча вынес очередной приступ боли.

— Двух «бывших». Они все словно спятили. Больше никого, клянусь!

«Беглый» ударил его еще раз. Задыхаясь от боли, Талу услышал, как заговорил мужчина, державший его справа.

— У юноши очень правильная речь. Совершенно без акцента. Он товиец. Их манеру говорить ни с чем не спутаешь. Наверняка, он приехал с тем отрядом. Они не очень-то жалуют Черми.

— Постой-ка, я его вроде уже видел, — сказал стоявший впереди. — Ну-ка, дай мордашку… — он взял пленника твердыми пальцами за подбородок и, запрокинув ему голову к прогалу неба, долго разглядывал его лицо.

Сжавшийся Талу видел рваный клочок тускло-бледных небес, рассеченных острой полосой синего света Нити. Но перед его глазами стояло выпотрошенное и корчившееся в агонии тело Анкея.

— Да, видел. Ты был на площади, рядом с этим черным, которого едва не подстрелил Ами. Ты должен был следить за ним, да? Выкладывай, что вы задумали. Иначе… сам понимаешь…

— Единый Правитель приказал отстранить Черми от командования. За зверства. Мы должны были обеспечить это…

— И что тогда ты делаешь здесь?

— Нам было приказано вступить в переговоры с… вами. Чтобы избежать кровопролития.

— И что вы хотели нам предложить?

— Жизнь и хорошее обращение. Разве мало?

Талу получил еще один удар. Такая манера разговора уже совершенно перестала ему нравится и он решил молчать — в точном соответствии с Полевым Уставом.

— Он может пригодиться нам, Нэркис, — сказал стоявший справа. — Наблюдатель — это почти как ротный старшина. Если мы дойдем до границы, нам могут очень много дать за него. В конце концов, его всегда можно будет убить.

— Похоже, ты прав, — сказал стоявший впереди. — Они оба вели себя так, словно Талу был каким-то неодушевленным предметом. — Дай-ка веревку — я свяжу ему руки.

«Беглый» сделал это грубо, однако не стараясь причинить пленнику нарочитой боли.

— Если ты не сможешь идти достаточно быстро и булешь шуметь, я перережу тебе глотку, понял?

— Да, — ответил Талу, несколько удивленный тем, что страха он пока не чувствовал.

* * *

Пробираясь по лесу в компании «беглых», Маоней изо всех сил старался убедить себя, что видит страшный сон. Такое, конечно, вполне могло происходить — но только не с ним. Хотя, после всех совершенных им ошибок, эта участь казалась ему вполне заслуженной и даже справедливой. Смерти как таковой он почти не боялся — это была слишком абстрактная вещь. Зато Талу очень боялся пыток — не того, что выдаст какие-то тайны, а просто боли. Шагая в центре маленького отряда, он пытался составить план побега. Но пока он не видел ни малейшей возможности к этому.

Талу не знал, куда они пробираются и лишь заметив в просвете между деревьями низкие белые постройки селения, понял, что в Ахрум. К его удивлению, «беглые» не стали выходить из леса. Присмотревшись, он понял — почему. У дороги, на опушке леса, стояло несколько окруженных солдатами бронетранспортов. Еще один с ревом проехал мимо них, высаживая на ходу бойцов. Увидев на его борту государственный герб на щите — эмблему Внутренней Армии, Маоней понял, что та решилась на прямую блокаду. Высоко в небе кружило две пары боевых вертолетов. Они не спускались вниз, напоминая стервятников, поджидающих смерть больной скотины. Его миротворческая миссия потерпела полный провал.

«Будет штурм, — понял он, — и нелегкий». Бывшая резиденция президентов Ирмии была настоящей крепостью с замаскированными дотами; под ее строениями прятались глубокие бункера.

Поглядев на своих спутников, он заметил, что те следят за приготовлениями с малоприятным выражением мрачного ожесточения на лицах. Самый старший, которого называли Философом, сказал:

— Им мы уже не поможем. Давайте пойдем дальше на запад — сто семьдесят миль, и мы спасены!

— А они погибнут! — крикнул самый молодой. — Нельзя бросать товарищей!

— Мы тоже погибнем, и ты даже не сможешь им отомстить, Ами, — очень мягко сказал Философ.

— Я понимаю, — ответил Ами, — но они! Они!..

— Пойдем, — приказал Нэркис.