Война в России и Сибири

Дивизия ускакала, ускакали полки ингушей и черкесов, за врагом наблюдает только наш полуэскадрон. Полки кабардинцев и дагестанцев с пулеметами находятся на левом фланге, а дивизионная батарея полевых орудий бомбардирует дороги, ведущие к Клювинцам, и стреляет по кавалеристам, которые то и дело появляются группами.

Неприятель отвечает маленькими снарядами в три пальца, которые рассыпаются шрапнелью над главной дорогой. Мы легко избежим обстрела, если поедем полем.

«Живой занавес», который мы натягиваем между отступающей армией и неприятелем, начинает шевелиться. Нужно появляться то там, то здесь, делать вид, что мы атакуем, обманывать насчет нашей численности и наших истинных намерений и в то же время не слишком рисковать и не слишком дерзить. Наша дивизия прославилась у неприятеля, и нам это на руку, чтобы держать его на расстоянии и пугать, если понадобится, а главное, сеять тревогу. У страха глаза велики, он будет думать, что нас гораздо больше. А тем временем наша славная пехота и обоз могут спастись.

Главную опасность представляет характер здешней местности. Следуя по долине, добираешься до места, где ее пересекает другая, и здесь может оказаться ловушка, если передвижение заметил враг. Двигаясь по гребню, ты неминуемо заметен неприятелю, так что удовольствие от такой прогулки сопряжено с большой опасностью. И все-таки я еду поверху с другой стороны холма.

Справа три всадника. Мы останавливаемся, чтобы понять, кто они. Двое из них тоже останавливаются. Начинаем осторожно сближаться. Это штабс-ротмистра [А. Н.] Баранов из полка ингушей. Мы пожимаем друг другу руки, здесь, вдалеке от русской армии, на земле, которую уже занимал враг и которую, похоже, займет вновь. Но оживленная стрельба, что поднялась справа, показывает, что враг просто-напросто сконцентрировал усилия на другом направлении. Другие всадники призывают нас, размахивая руками, и мы мчимся туда, где завязался бой.

Четыре пулемета полка дагестанцев строчат по неприятелю, который, похоже, двинулся в атаку, а теперь бросился на землю и отполз, потому что никого не видно, пулеметы при этом продолжают яростно строчить.

«Сражение» не представляет никакого интереса, и я в ночной темноте возвращаюсь в полк татар. Неприятель явно не желает сражаться.

Когда мы подъезжаем к Толстому, справа от нас горит дом. Я решаюсь сказать, что этот революционный пожар зажжен в знак радости, что врагу снова отданы захваченные им территории, так тяготившие совесть русских. Мне возражают, что, скорее всего, дом подожгли шпионы.

15/28 июля

Мы уезжаем утром под проклятия местного населения, у которого наша революционная армия вмиг пробудила симпатию к царскому режиму и его правительству, мягкому без сентиментальности и твердому без жестокости. За десять дней банды «новых и свободных граждан», которым социалисты-революционеры привили единственную политическую религию, на какую были способны, разрушили добрую репутацию царской армии, которая держалась здесь на протяжении трех лет, благодаря разумному и ненавязчивому управлению.

12. Разведка с татарами

Мартинковцы, 16/29 июля

2-я бригада сегодня получила задание. И я попросил у князя Магалова разрешения сопровождать его татар: вечером они вернутся в Австрию[187], чтобы встретиться с неприятелем, о передвижении которого мы ничего не знаем.

Штаб-ротмистр, мусульманин [Зейналабдин-бек] Садыхов, получил приказ заехать за мной в 1-ю сотню вместе с двадцатью татарами: этой ночью мы должны будем точно определить расположение австрийских позиций в районе хутора Дембина.

Враг, похоже, не преследует нас всерьез. Наша пехота вернулась в Австрию и заняла позицию возле Толстой траншеи, защищать их она должна во что бы то ни стало. Австрийцев видели возле хутора Дембина, в 6 километрах на запад от Толстой. Теперь нужно определить, всерьез ли они там окопались.

Мой сотоварищ, Зейнал-Бек Садыхов, дворянин, из рода владельцев Шуши, что на юге Кавказских гор, пошел в армию добровольцем в начале войны. Как солдат участвовал в опасных и необходимых разведках Карпат, получил три или четыре Георгиевских креста и был произведен в офицеры. Ему поручают вылазки, требующие от офицера большой отваги, хладнокровия и ума. Я счастлив, что еду с ним вместе.

Солдаты воодушевлены. Один из них забавляет нас: довольно долго едет во главе колонны, держась за седло руками, ноги в воздухе. Когда Зейнал-Бек отъезжает по какой-то причине от отряда, я до того, как он вернется, остаюсь за главного, и наши солдаты выравнивают лошадей по моей. Хорошее настроение не влияет на присущую этим восточным людям важность, самый незначительный из них исполнен достоинства.