Война в Средние века

Из сочинения Грациана можно извлечь четыре условия справедливой войны: она должна вестись по приказу самого государя, без участия чиновников, дабы защитить отчизну от нападений или вернуть отнятые владения, и нельзя допускать жестокого безудержного насилия. В «Своде декретов» Руфин повторяет два эти критерия и добавляет к ним третий: «Справедливость войны зависит от того, кто ее объявляет, кто ее ведет и с кем она ведется. Что касается объявляющего или дозволяющего войну, то он должен иметь законное право на это; что касается ведущего ее, то пусть он будет человеком, способным воевать без бесчинств и с благим рвением; а что до того, с кем война ведется, то она должна его поразить по заслугам или, по крайней мере, должны быть справедливые подозрения, что он ее заслужил. Когда же хотя бы одно из этих трех условий не соблюдается, то война никоим образом не может быть справедливой»[718]. «Кельнский свод» (Summa Coloniensis) упоминает качества ведущего войну и права объявляющего ее, но добавляет справедливость причины и соответствие времени и месту Гугуччо предложил самую краткую формулу: «Война справедлива тогда, когда ведется по справедливому указу государя»[719].

И только в начале XIII в. были сформулированы пять классических критериев справедливой войны, увязанных с понятиями личности, причины (предмет спора), условия, духа и власти (persona, res, causa, animus, auctontas). Определенные Лаврентием Испанским около 1210 г., они без изменений позднее были воспроизведены Иоанном Немецким, а в дальнейшем св. Раймунд де Пеньяфорт (ок. 1180-1275 гг.) обеспечил им широкое распространение. В XIV в. они встречаются у знатока гражданского права итальянца Пьеро Бальдо деи Убальди (1327-1406 гг.), который предложил следующий комментарий: «Личность – это значит, что воюющий должен быть мирянином, а не церковнослужителем, причина подразумевает то, что война ведется ради возвращения владений или защиты отчизны, под условием имеется в виду то, что воюют по необходимости, и отсюда мысль Аристотеля: „Пусть война для тебя будет крайней необходимостью“, дух означает, что нельзя воевать из ненависти или ненасытной алчности, а власть дает понять, что война может быть объявлена только государем»[720].

Понятие государя, совершенно недвусмысленное в римском праве, благодаря простоте политической структуры Империи, неизбежно создавало проблему, когда его нужно было приложить к сложному средневековому миру. Следовало его сохранить лишь за императором[721], либо папой или же его можно применять к королям, ответственным властям городов-государств и вообще ко всему великому разнообразию феодальных властей? Гостензий, один из самых строгих в своих суждениях, был недалек от того, чтобы предоставить право объявлять войну только папе и императору, однако большинство авторов предоставляли эту власть независимым королям, таким, как французский и кастильский монархи, и тем, которые в то или иное время признали над собой светского сеньора (сицилийский и английский короли, признавшие себя вассалами Св. Престола), и даже итальянским городам. Так, в XV в. Мартино ди Лоди писал: «Хотя тот, кто поднимает оружие без приказа вышестоящего, совершает оскорбление величества, тем не менее, государи и города Италии, не признающие никого выше себя, могут вести войну против своих подданных и врагов»[722]. Другие разрешали эту проблему, проводя различие не между справедливыми и несправедливыми войнами, а между действиями, называемыми войной в прямом смысле (она оставлялась за императором и папой), и действиями, считавшимися войной в переносном смысле (ее могли вести низшие власти)[723]. А согласно Джованни да Леньяно и, позднее, Оноре Бове, только государь может вести «общую» войну (bellum universale), и это предполагало, что «частные» войны могли вести не только государи. Иногда понятию государя (princeps) предпочитали понятие судьи (judex) в широком смысле слова.