Война в Средние века

Уже давно считаются верными сведения Макиавелли о кондотьерах, которые так заботились о своем «человеческом материале», что старались сражаться без потерь с обеих сторон[644]. По поводу битвы при Ангиари (1440 г.) он писал: «При столь полном поражении в столь яростной битве, длившейся целых четыре часа, погиб всего лишь один человек, но погиб не от ран или верного удара, а упал с коня и был затоптан лошадьми. Сражение тогда не представляло никакой опасности; сражались всегда конными в полных доспехах и, сдаваясь в плен, сохраняли свою жизнь; таким образом, люди были всегда защищены от смерти – доспехами, когда сражались, и сдачей в плен, когда больше не могли сражаться»[645]. В действительности же потери в той битве достигли 900 человек убитыми. Согласно тому же Макиавелли, в битве при Молинелле (1467 г.) «никто не погиб, лишь несколько кавалеристов с обеих сторон были ранены и несколько взяты в плен»[646]. И здесь опять большое преувеличение, ибо цифра – 600 убитых – кажется более правдоподобной. Однако в войнах XV в., особенно среди итальянцев, если не вмешивались иностранные войска (французские, испанские, турецкие), потери и впрямь были очень невелики: подсчитано, что из 170 капитанов, под командованием каждого из которых было более двухсот копий, погибла в бою лишь дюжина. Процент потерь среди простых солдат, кажется, был не намного выше[647].

Однако дело было не только в страхе смерти: перспектива оказаться в плену и быть вынужденным платить разорительный выкуп, несомненно, порождала другой трудноизмеримый страх. Правда, риск смерти, присущий всякой жизни, даже самой далекой от войны, в силу высокой естественной смертности, мог обесценить риск случайной смерти во время военных действий.

Средневековые общества, будучи обществами военными, сделали мужество в бою одной из своих главных ценностей. Часто право командовать ставили в зависимость от личной доблести, об этом свидетельствуют прозвища многих князей и королей (Ричард Львиное Сердце, Иоанн Бесстрашный, Болеслав Храбрый, Людовик Воитель)[648]. Мужество считалось «достоинством», которое доставалось в удел не всем, достоинством, которое постоянно ставили под сомнение и боялись утратить. Тема упадка рыцарства, изнеженности воинов и народа встречается в произведениях светских, а чаше, вероятно, церковных авторов на протяжении почти всего Средневековья.

ГЛАВА X ВОЙНА: ЮРИДИЧЕСКИЕ, ЭТИЧЕСКИЕ И РЕЛИГИОЗНЫЕ АСПЕКТЫ

По своей природе война, быть может, более, чем любой другой вид человеческой деятельности, должна иметь правовые и нравственные основания в обществе, которое ее ведет. Полагать, что люди почти никогда не желали войны как примитивного, грубого, чистого насилия и такой ее не видели и не считали, отнюдь не значит впадать в идеализм и отрываться от реальности. Ее как бы прикрывали, маскировали системой идей, восходящих к обычаям, праву, морали и религии, – механизм, по своей сути предназначенный для того, чтобы «приручить» войну, направлять и использовать ее. Словом, война – это феномен культуры. Представление, какое составляет о ней эпоха или общество, более или менее ясно проявляется в том, как ее начинают, ведут и завершают. Война дает возможность историку или социологу изучить соотношения между реальностью и нормой, практикой и этикой, действием и правом.

1. РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. ГЕРМАНСКИЕ ОБЫЧАИ. ОТЦЫ ЦЕРКВИ. ХРИСТИАНСКИЙ МИР ЭПОХИ КАРОЛИНГОВ

Собирая осколки Римской империи, короли варваров вели свои войны по германским обычаям. Война рассматривалась как своего рода тяжба (Judicium belli), в которой обе стороны, дабы выяснить, кто прав, сходятся на поле боя. Эта концепция нашла отражение в речи, которую Григорий Турский вложил в уста Гундобальда, который, в частности, говорит: «Когда сойдемся мы на одном бранном поле, тогда господь покажет, сын я Хлотаря или нет»[649]. Иногда вместо сражения между двумя армиями устраивали поединок, в котором участвовали два предводителя или их лучшие воины. Такая практика, также засвидетельствованная Григорием Турским[650], была присуща не только германцам: в 971 г., например, обсуждался план поединка между византийским императором Иоанном Цимисхием и русским князем Святославом, дабы урегулировать спор, не жертвуя людьми[651]. Подобные планы, по правде говоря, почти никогда не осуществлявшиеся, можно найти в истории Запада до самого конца Средневековья[652].

Существовал и другой обычай, уже германского происхождения: решающие сражения иногда устраивали на берегах рек (например, битва при Фонтенуа, состоявшаяся 25 июня 841 г.[653]).