В самом деле, кажется, что в конце Средневековья война всей своей тяжестью навалилась на латинский христианский мир, и без того духовно дезориентированный, неспокойный и даже расколотый, раздираемый глубокими политическими и социальными противоречиями, с ослабевшей и расшатанной экономикой, демографическим спадом. Война в немалой степени способствовала этому долгому периоду упадка, но в то же время депрессия и сложные ситуации, в числе прочих факторов, связанных с войной, сами провоцировали конфликты – получается некий порочный круг, из которого Запад начнет выходить, постепенно и не в полной мере, только после 1450 г. Здесь достаточно напомнить о том, что два последних столетия Средневековья видели неистовства «Больших компаний» во Франции и Испании, «компаний» наемников в Италии, «живодеров» во Франции и на западе германского мира; на это время приходятся многочисленные военные столкновения, позволившие Шотландии укрепить свою независимость; Столетняя война; война за бретонское наследство; походы Филиппа Доброго и Карла Смелого, повлекшие за собой образование, а потом распад Бургундского государства; гражданские войны, династическое соперничество между иберийскими королевствами и внутри них; борьба за господство в Южной Италии; усилия Церкви по восстановлению своей власти в Папском государстве; временный захват Людовиком XI Руссильона; аннексия Бретани Карлом VIII; войны на море между Генуей и Венецией, между германской Ганзой, Данией и Англией; гуситские войны; конфликты между Тевтонским орденом и его соседями; соперничество синьорий и коммун в Тоскане и Ломбардии; экспансия турок-османов (затронувшая, правда, армии и земли латинского христианского мира лишь в малой степени); конец Гранадского эмирата; война Алой и Белой розы. Мало того, что конфликты тогда были особенно затяжными, но они, к тому же сохраняли или приобретали, вне зависимости от продолжительности, очень высокую степень напряженности. Однако, помимо больших войн, целые регионы страдали, порой десятилетиями, от общего ощущения небезопасности и разнообразных локальных проявлений насилия.
То, что в глубине коллективного сознания той эпохи постоянно присутствовала война, подтверждают рассказы путешественников, часто обращавших внимание на воинские качества народов, с которыми они встречались, на достоинства и недостатки укрепленных зданий, увиденных ими во время паломничеств. Так, и в «Путешествии за море в Иерусалим Номпара, сеньора де Комона» читаем: «Из Мезьера в город Памье – два лье: весьма красивый город и богатый, а в оном высокий замок, сильно укрепленный. Из Памье в Фуа – два лье: это превосходнейшее место для крепости, каковая и стоит на высоком утесе, так что ни с одной стороны нет подступа – сверху выстроен замок с добрыми стенами и башнями, а у подножия град великий в тысячу очагов, стеною окруженный, пред ним же протекает река; и сказывают повсюду, что потребна лучшая крепость для такого города у подножия скалы, как этот»[263]
. Путешествуя по Западной Европе в 1466 г., немецкий дворянин Лео фон Розмиталь отмечает, что Пул в Англии – неукрепленный город; что Гент, несмотря на его размеры, населенность, торговую деятельность, он не решился бы назвать настоящим городом, ибо с одной стороны там нет никакой стены, он ограничен только рекой. Зато замок Анжер, как замечает Лео фон Розмиталь, «расположен на равнине и полностью окружен снаружи искусственными рвами, а внутри стеной, фланкированной двадцатью пятью башнями, по каковой можно возить тачки. На каждой башне есть по одному рыцарю для защиты оной, и она столь просторна и обширна, что является его местом службы и жилищем»[264].