Война в толпе

РВСН были самой демократической структурой: лейтенант с капитаном и капитан с подполковником были на «ты», некоторые умудрялись посылать на хуй командира полка. По бардаку ракетный полк можно поставить рядом разве что с кадрированным мотострелковым. В ракетном полку сильна взаимозависимость между различными структурами. На боевом дежурстве (БД) сидят вместе три офицера: лейтенант, капитан, подполковник 1-й, 2-й, 3-й. Первый и второй сидят рядом, следят друг за другом, третий, подальше — на связи, спит под мерный писк морзянки. Дежурство с трех ночи до девяти утра. Где-то после трех из Москвы начинают валом валить учебные команды. Если чем-то обидишь лейтенанта, он может уснуть и пропустить сигнал. Кому из Москвы придет служебное несоответствие? Конечно же, начальнику расчета. Начальники расчетов даже спали с лейтенантами в одних комнатах, следили, чтобы те перед БД не напивались и не играли в карты до одури. После дежурства лейтенанта некоторое время щадили, не посылали в караулы. Потом лафа БД кончилась. Положенные четыре дня отдыха пообещали присоединить к отпуску, затем они исчезли совсем. Один лейтенант даже жаловался на партсобрании:

— Меня человеком считают только на боевом дежурстве.

— Никогда не обижай лейтенанта. Не дай бог, он станет твоим начальником.

Учил меня майор Гумен исходя из собственного опыта. Гонял он лейтенанта Фархуддинова, правда выучил. Тот был образованный, пробился в капитаны, а Гумен майором остался у него в помощниках. Его постоянно и назначали ответственным. Были еще специалисты-ракетчики, ставившие ракету в шахту по графику. Как-то доведенный до крайности начальник пожарной команды, заявил распекавшему его командиру полка:

— За хуй вы меня укусите, товарищ полковник. А завтра пожарная машина не выедет. Служебное несоответствие Вам придет.

Подготовка ракеты к пуску контролировалась Политбюро. Пуск ракеты зависел от двух вещей — поворота Земли («довернулась» или «провернулась» на жаргоне ракетчиков) и политического момента. Цели находились или на Камчатке или в районе острова Гуам — задрачивали американцев.

Единственным полководцем в полку был капитан Пихтовников, с флота, он здорово разбирался в тактике и умел составлять боевые документы. Пришел он в часть капитан-лейтенантом в 1964 году и ушел через двадцать лет капитаном. Сколько я помню, его всегда судили судом чести за аморалку. В то время как остальных, в основном, за пьянку и невыход на службу. Французы еще в XVI веке считали, что разврат более возвышенный порок, чем пьянство. Как-то Пихтовников повел в поход группу десятиклассниц. Несколько вернулись беременными. В полку он нужен был всего несколько дней, в начале года, когда составляли документы и для подготовки учений. Все остальное время он сожительствовал в особо изощренной форме.

Доказать собственную ограниченную служебную пригодность означало значительно облегчить для себя тяготы службы. Был у нас капитан Федорец — «Боб» — его боялись ставить даже старшим машины. Как-то заехал на переезд, кузов остался на рельсах, несколько человек покалечило. Его задачей было прийти утром на развод и кантоваться до вечера. Ходил с фуражкой под мышкой. Имел по два выходных, на хозработы не назначали, числился в боевом расчете.

К ребятам, пытавшимся усовершенствовать воинские знания, относились очень плохо. Еще в войну товарищу Сталину стало ясно, что учить всю эту публику военному делу себя не оправдывает. Представьте себе заместителя командира полка по инженерно-технической части, или зама по вооружению. Пока те делили спирт и не вмешивались в технические моменты, машины ездили и ракеты летали. Экзамены в академию принимались на площадке. Приезжала комиссия из Москвы, оценки выставлялись от количества спирта. Подобным образом избавлялись от ненужных. При мне поступили несколько человек, замполиты, начальник узла связи. Каково же было разочарование пытавшихся вырваться, когда по окончании академии их выпинывали назад на полигон.

У меня был конкурент по соцсоревнованию Лапшин, захотел слинять от братвы в Москву. Нащупал лапу, стали замечать, что он по утрам в мотовозе, когда все спят или играют на деньги в карты, кости, домино, читает учебники. Народ заподозрил неладное, вызвали писаря из строевой части.

— Скажи падла, куда Лапшин написал рапорт?

— Не знаю,

— Через день будешь в наряды ходить, сгною на тумбочке, за ухо прибью.

Тот сознался.

— В какую-то академию.

— Ну иди, мудак и помни, как мамку-родину любить.