Война в тылу врага

Когда я вернулся в землянку Алексейчика, мне сообщили, что два человека из отряда Щенкова «сбежали» в Коссув с оружием. Позднее нам стало известно, что коссувская полиция послала вверх по инстанции донесение о том, что к местным партизанам прибыл с секретными полномочиями из Москвы Герой Советского Союза полковник Льдов. Правда, в то время гитлеровцы, конечно, еще не успели разобрать, что в районе появился их старый враг и знакомый.

Майор Щенков пришел ко мне со своим комиссаром. Видный, статный человек, с несколько обрюзгшим от пьянства лицом и гладко зачесанными назад русыми волосами, он вел себя подчеркнуто небрежно и с некоторой даже лихостью. Комиссар был человек степенный, держался спокойно и производил хорошее впечатление. Мы познакомились. Я позвал Алексейчика и предложил всем вчетвером пройтись.

— Вот, товарищ Щенков, — сказал я, искоса наблюдая за майором, шагавшим обочь тропинки по траве, — отряды наши тут застоялись, обросли семьями и вещами, дисциплина слабая. И у вас, говорят, не лучше других. Верно это?

Щенков пожал плечами и ничего не ответил.

— Думаю перебросить вас за линию железной дороги, а груз лишний, девушек да тещ, здесь оставим, в семейном лагере. Что вы на это скажете?

— Мой отряд никуда отсюда не пойдет, — быстро заговорил Щенков. — Это уж как хотите!

— То есть как не пойдет? Будет приказ, — спокойно возразил я.

— Ну, приказ! Это ведь не армия, а партизаны! Нет, не пойдет, да и я не считаю это, ну, целесообразным, что ли…

— Почему же? — внутренне вспыхнув, но тем ровнее и отчетливее выговаривая слова, допытывался я.

— Одним словом, не согласятся люди — и все!

— Ну, а если вы им прикажете, тогда что? В полицию, что ли, побегут?

— Некоторые, может, и в полицию побегут.

— Значит, в отряде у вас есть заведомые предатели?

Щенков снова пожал плечами. Лицо его приняло скучающее выражение.

— Как же вы хотите воевать с непроверенными людьми и с такой дисциплиной? — продолжал я, сам в это время напряженно следил за своим спутником и мучительно обдумывал, правильно ли то, что я собираюсь сделать, и, очевидно, сделаю вот теперь, скоро, здесь в лесу, — подниму пистолет и выстрелю прямо в это скучающее лицо с безжизненными, прозрачными глазами. Еще раз я попытаюсь обратиться к совести этого человека. Если она у него есть еще, тогда с ним можно работать, предоставить возможность искупить вину. Если нет…

— Слушайте, майор, — сказал я, — ведь вы знаете, что дисциплина — вопрос первостепенной важности, особенно здесь, в тылу врага. Ну, вы, очевидно, не умеете, не хотите справляться с распущенностью как командир. Попробуйте проявить себя на штабной работе. Я вас сниму с отряда и возьму к себе в помощники. Покажите, на что вы способны.

Щенков стремительно обернулся ко мне, лицо его исказилось от плохо скрываемой злобы:

— Что вы, что вы, товарищ полковник! За что?

— То есть как — за что? Как это вы задаете мне такой нелепый вопрос? На такую работу, назначают не за провинности, а по особому доверию. Сядемте, товарищи, — сказал я.

Мне нужно было сесть, чтобы успокоиться и принять окончательно почти уже принятое решение. Мы сели.

— Ну, знаем мы эту политграмоту! — запальчиво возразил Щенков. — С отряда снимаете, значит не доверяете. Нет, я не пойду к вам в помощники. Насильно вы меня не заставите, это не армия!

Но ведь я по форме и по существу являюсь для вас старшим командиром, и вы обязаны выполнять то, что вам будет мною приказано.

— Ну, это как сказать!

Мы сидели на пнях вырубки в нескольких шагах один от другого. Я молчал, и все молчали. Щенков досадливо отвернулся и прутиком сбивал пыль с сапог. И тут я почувствовал, что решение, внутренне принятое мной, бесповоротно. Я поднял пистолет, прицелился в тугой затылок Щенкова и спустил курок. Раздался легкий щелчок. Осечка. Заметив общее движение, Щенков обернулся ко мне, ища причины того, что Алексейчик и комиссар соскочили с места, Я привел в порядок пистолет, — теперь я действовал автоматически, — поднял его и прицелился майору в переносицу. Он закричал от испуга и беспорядочно задвигал руками, отыскивая кобуру. Я всадил в него три пули подряд.

— Пойдемте, товарищи, — сказал я, вставая с пня. Алексейчик и комиссар смотрели на меня, словно не понимая еще толком, что произошло. — Ничего, ничего! Ничего не случилось, — сказал я и пошел назад по тропинке. Товарищи шли позади меня. Я шагал молча, и они молчали.

В этот момент я подумал, что убивать вот этак не легко, может труднее, чем самому подвергаться смертельной опасности, но ведь, идя в тыл врага, мы должны быть готовы ко всему.

Мы вернулись в лагерь, и я приказал зарыть Щенкова, а сам с Иосифом Павловичем Урбановичем и группой других людей выехал в его отряд.

Бойцов выстроили на поляне.

— Сегодня я расстрелял вашего командира! — обратился я к строю.