Война в тылу врага

Война застала Сикорских в Бресте, где Сергей Иванович был секретарем обкома партии по кадрам. Старшей его дочке исполнилось тогда девять лет, а младший сынишка только что начал ходить. Гитлеровцы захватили Брест, а семья Сикорских не успела уйти. Какой-то военный, забежавший впопыхах на квартиру Сикорских, сказал жене, что Сергей Иванович умер у него на руках. Надеяться семье было больше не на кого. Убитая горем женщина взяла ребятишек и, в чем была, ушла из дому к дальним родственникам на окраину города. Там, в жалкой лачуге, под чужим именем Сикорские провели страшных два года. Босые и голодные ребятишки побирались под окнами. Повыползшие из своих щелей бывшие кулаки и подкулачники, в угоду «панам-фашистам», травили беззащитных детишек собаками, бросали в них камнями, ругали безобразными словами.

Слезы подступили у меня к глазам, когда я слушал печальную повесть семьи Сикорских. Я вспомнил свое горькое детство, холодную грязь осенних дорог, от которой ныли босые ноги, высокие окна богатеев, псов, хрипящих от ярости, и толстые морды хозяев. Тот, кто сам не пережил подобных унижений, не поймет, как иссушают они детскую душу.

Но вот 4 мая 1943 года наша авиация совершила налет на военные объекты Бреста. Был поврежден вокзал, разбиты железнодорожные стрелки и пути. Дождь фугасов и зажигалок охладил пыл зарвавшихся в своем усердии фашистских прислужников. Они поняли, что Красная Армия сильна и что недалек тот день, когда им придется отвечать за свои подлые поступки. И страшная звериная натура хозяйчика изменилась как по волшебству. Детишек, которые привыкли за два года «нового порядка» далеко обходить крепкие, заново покрашенные дома с высокими оградами и гремящими железом цепными псами, стали наперебой зазывать в эти дома. Двери, которые еще вчера со стуком захлопывались перед их носом, сегодня гостеприимно распахивались. Руки, награждавшие тычками, начали гладить по головке. Ребятишек называли «панычами», сажали за стол и угощали, как дорогих гостей, их умывали, чесали, наделяли обносками, а одна «сердобольная» тетя — лавочница — даже сводила детишек в баню и отпустила домой во всем чистеньком.

В это самое время в лачужку Сикорских пришла незнакомая женщина и передала записку с сообщением, что Сергей Иванович просит жену на другой день выйти с детьми для встречи на опушку леса. Сикорская не поверила этой записке и, опасаясь провокации, не только сама никуда не пошла, но и детишкам в этот день выходить из дому запретила. А женщина была женоргом партизанского соединения и посланцем Сергея Ивановича. Делать нечего, пришлось Сергею Ивановичу писать записку своей рукой, И вот вся семья потихоньку выбралась из города и в радостном волнении поспешила к условленному месту. Женщина и детишки уже подбежали к опушке леса, когда внезапно из высокой ржи поднялся в рост отряд немецких солдат. Сикорская, таща за собой перепуганных детишек, кинулась прочь. Ее догнали, объяснили, что это необходимый для встречи маскарад, и «под конвоем» увели в лес.

Я поехал в семейный лагерь и познакомился с семьей Сикорского, с волнением пожал огрубевшую руку изможденной маленькой женщины, держал на руках худенького большеглазого мальчика. Я вспомнил своего Вилена — давненько уже не получал я писем из дому, — розового, веселого, озорного. Какое счастье, что его не коснулись ужасы «нового порядка»!

7. Странные позывные

В этот солнечный день я почему-то особенно заскучал о Дубове Павле Семеновиче. В мыслях у меня всплывали одна за другой картинки из бесед у костров в первую зиму, вспомнился шестисоткилометровый переход. Дубов теперь издалека казался великаном. Да и на самом деле этот человек был особенным. В самую трудную минуту он будто предугадывал настроение людей и приходил им на помощь.

Сидишь бывало у костра, задумавшись. Он подойдет, посмотрит на тебя, усядется поближе, да и заговорит о главном, будто прочитал твои мысли. «Всегда этот человек был таким или лишь в сложной и тяжелой обстановке? Шесть месяцев нет связи! Такого друга потерять… Неужели погиб?» — думал я, шагая вдоль канавы.

Докладывая расшифрованные радиограммы, начальник связи пригласил меня послушать в двадцать один час концерт из Москвы, составленный по заявкам знатных летчиков.

В такое время суток у нас наступало затишье. Я дал согласие.

Собралось человек восемь, не считая радистов. Музыка была изумительной, слышимость превосходная, в воздухе никаких помех. Но радист Петя время от времени регулировал настройку, музыка отдалялась, слышался писк передатчика, Мой адъютант попросил радиста остановиться. Но Петя был в наушниках, не слышал слов товарища Калугина и продолжал время от времени менять длину волны, Я понял: он за кем-то охотится в эфире. Один из командиров подошел и прикрикнул на связиста. Тот снял наушники и, как бы спохватившись, сказал: