Война в тылу врага

В сумерки мы подошли к спуску в овражек у деревни Краснолучка. Внезапно позади нас раздались выстрелы из нагана и послышался крик: «Стой, ребята!» Я оглянулся. За нами бежало пять человек. Передний держал в вытянутой руке наган и палил из него вверх через наши головы. Васька с быстротой вспугнутого зайца помчался через пашню к лесу и исчез в нем. Я скатился в овражек и прилег за кустом. Можно было бросить в моих преследователей гранаты и скрыться, но я сдержался. То, что они стреляли вверх, а не в нас, и кричали «ребята» могло означать, что это не гитлеровцы и не полицейские, а партизаны. «Что же ты, восемнадцать дней ищешь партизан, а теперь будешь с ними биться?» — мысленно упрекнул я себя. Преследователи остановились на краю оврага. На светлом фоне неба чернели их силуэты. Один был с автоматом. Кто-то сказал нерешительно:

— Он, наверное, здесь.

Я поднялся и крикнул:

— Да, я здесь, идите сюда!

Пять человек, как по команде, уставили на меня оружие.

— Руки вверх!

Руки плохо подчинялись мне. Правая рука невольно тянулась к маузеру. Ко мне подбежали, и я почувствовал холод стали, прижатой к моему виску. В мгновение ока с меня были сняты компас и часы, выхвачен маузер из-за пояса, опустошены карманы. Тот, что держал над моим ухом пистолет, внезапно разразился самой похабной бранью по моему адресу. Я спросил:

— Кто у вас командир и почему вы так обращаетесь с неизвестным вам, да к тому же еще и обезоруженным человеком?

— Все мы командиры, — ответил боец.

— Кто вы такой? — наконец обратился ко мне высокий парень в армейской фуражке.

Я назвал себя.

— Слышал про такого, — оказал высокий; окружавшие называли его Пашкой и, видимо, подчинялись ему.

— Э, да что тут слушать? — загорячился маленький парень с пистолетом. — Известное дело, фашистский шпион. Разменять его, да и все тут!

Его поддержали еще двое. Отборная брань снова повисла в воздухе. Я понял: секунда — и загремят выстрелы. И я, опустив руки, обрушил на парней поток такой неистовой ругани, что они притихли. Тогда я спокойно и твердо сказал:

— Будь я даже фашистский шпион, и в этом случае вы обязаны сначала допросить меня, а уж потом расстреливать.

— Обождите горячиться, — сказал Пашка и, отозвав двоих ребят в сторону, начал с ними совещаться.

Я предложил оставшимся увести меня к себе в лагерь.

— Мы всякую сволочь к себе не водим, — заявил мне боец с пистолетом.

Во мне все опять закипело.

— Сам ты сволочь, если собираешься застрелить командира Красной Армии! — сказал я и отвернулся.

Боец смутился и отошел к совещавшимся. Вскоре все подошли ко мне, и Пашка предложил мне раздеться и показать нательную рубашку. Хотя нелегко было разобраться из-за грязи, но все же определили, что белье у меня советское. Пиджак Садовского тотчас же надел на себя маленький боец с пистолетом Начали спрашивать меня, кого я знаю из руководителей Красной Армии. Ответил. Где родился Сталин. Ответил. Но тут маленький боец вступил со мной в спор, утверждая, что Сталин родился не в Гори, а в Горках, под Москвой. Я начал стыдить его за незнание таких вещей, которые известны любому школьнику.

Это решило мою участь. Меня отвели в Кажары и отпустили под поручительство Зайцева. Парни скрылись. Зайцев сказал мне, что это были люди из партизанского отряда Щербины. Из его слов выходило, что Щербина — командир храбрый, но молодой, «а люди у него со всячинкой».

Несмотря на усталость, я немедленно пошел в лес искать Ваську, у которого осталось последнее мое оружие — браунинг. Но, сколько я ни бродил и ни кричал, Васьки и след простыл. К вечеру я вернулся к Зайцеву. Хозяйка собрала мне поужинать, но я чувствовал себя настолько усталым, что мне было не до еды. Тотчас же ушел в сарай, забрался в сено и долго не мог заснуть. Неудачи преследовали меня одна за другой, и тревожные думы не давали покоя. Забылся лишь на рассвете, да и то ненадолго. Рано утром меня разбудил Зайцев. Он принес мне ватную телогрейку и сказал, что надо торопиться в Кушнеревку.

— Был у меня только что человек один от Кулешова, вас ищет, — заговорил он, присаживаясь возле меня. — Я ему не сказал, конечно, что вы у меня. Говорил посыльный, будто Кулешов с разрешения немцев ездил на побывку к своей матери в соседний район и привез какие-то важные для вас новости. Но вы будьте осторожны. Кулешов что-то замышляет, — предупредил Зайцев.

Выходить из селения было уже поздно. Наступил день — пасмурный и теплый. Оставаться у Зайцева тоже было опасно, и я решил дождаться вечера в ольшанике у деревни.

Моросил мелкий дождь. Определять время без часов было трудно, и оно тянулось бесконечно медленно. Моя одежда промокла, но под ней было человеческое тело, давно привыкшее к холоду и сырости. 6 наступлением темноты я пробрался в Кушнеревку, зашел в сарай, где спрятал колодку от маузера, повесил ее под телогрейку таким образом, чтобы из-под полы виднелся конец кобуры. Явиться к Кулешову безоружным было рискованно.