Война в тылу врага

Для соответствующей встречи карателей был послан Саша Шлыков с группой подрывников из подразделения «отцов». В течение ночи они заминировали участок дороги с Ивацевичей на Власовцы. Заряды тола были связаны детонирующим шнуром. Последний заряд, от которого уходила в лес натяжная проволока, был замаскирован на обочине дороги.

Часов в десять утра каратели показались на этом участке. Впереди с двумя гестаповцами шел власовский старшина, проживавший в Ивацевичах под защитой гитлеровцев, вслед за ними — три сапера, тщательно осматривавшие дорогу. Позади следовали солдаты и офицеры на подводах.

Саперы заметили на обочине дороги свежую насыпь. Старший поднял руку. Подводы, переполненные карателями, остановились на минном поле.

— Огонь! — скомандовал Шлыков.

Участок дороги вместе с подводами взлетел па воздух. Гитлеровцы повернули обратно, нагрузив две машины раненых и трупов.

На другой день на Власовцы двинулось до батальона карателей.

У них уцелел один из саперов от взрыва, произведенного Шлыковым накануне. Он видел, как перед взрывом натянулась проволока, которую затем партизаны утащили с собой в лес. Гитлеровцы на этот раз послали несколько человек по обочинам дороги с целью обнаружения провода или шнура, протянутого в лес от дороги.

Один из гитлеровцев обнаружил натянутую проволоку и попробовал ее вытянуть из лесу. Но за конец телеграфного провода держался Шлыков Александр. Он предусмотрительно закрутил конец провода за палку, чтобы легче тянуть и не порезать руки.

Почувствовав натяжение проволоки, Шлыков уперся и потянул на себя. Но гитлеровец крикнул подмогу, и силы почти уравновесились. Рядом со Шлыковым с дерева наблюдал за дорогой Михаил Горячев. Он соскочил, и они с Александром потянули вдвоем. Раздался взрыв минного поля, и они, бросив проволоку, убежали в глубь леса. Колонна гитлеровцев на этот раз предусмотрительно шла метров на двести позади. Но подрывники это предвидели. Не пожалев шнура, они вывели детонирующий заряд вперед метров на сто пятьдесят.

Часть заминированной дороги оказалась и на этот раз под гитлеровцами. Несколько лошадей и десятка три фашистов было подорвано. Взрыв был повторен у самой деревни. На этот раз оккупанты, несмотря на потери, заняли оставленное жителями селение.

За деревней были окопы, отрытые карателями год тому назад. Мы не сомневались, что они выставят сюда свою заставу, поэтому был отдан приказ заставить эти окопы противопехотками. Подрывники, выполнив приказ, отошли на следующий рубеж. Взвод гитлеровцев, выделенный в заставу, потерял шесть человек в собственных окопах. На следующий день каратели, уничтожив часть деревни, поспешно отошли и около шести месяцев не показывали носа в этом населенном пункте.

Шандор, направившийся со своими войсками по партизанскому району, потерял более двухсот солдат и офицеров на минных полях, которые были нами заложены за несколько недель до наших переговоров для других целей. Мы их подорвали во исполнение предупреждений, сделанных фашистскому полковнику.

Однако на этом наши отношения с полковником Шандором не окончились.

* * *

Дивизия была оставлена гитлеровцами на постройку укреплений вдоль реки Припяти. Некоторое время спустя Москва потребовала от нас выяснить характер возводимых укреплений в районе Пинска. Вопрос можно было решить, только опросив пленных строителей.

Я вызвал к себе Анатолия Мартынова и предложил ему:

— Ну вот, если хотите, можете испробовать теперь ваши силы на мадьярах. Было бы очень неплохо добыть одного-двух «языков» из венгерской дивизии для уточнения некоторых данных, интересующих командование Красной Армии.

Для выполнения задачи я предложил Мартынову группу человек в двенадцать, чтобы он организовал засаду на дороге или ночью сделал налет на какую-нибудь хату в деревне, где размещались солдаты венгерской дивизии.

— Хорошо, будет выполнено, — ответил мне «странный паренек» и, к моему удивлению, попросил себе в помощь только одного человека.

Он назвал Филиппа Стася. Мне было непонятно, откуда он знал этого угрюмого и, как казалось на первый взгляд, нелюдимого партизана.

Филипп Стась ушел из деревни с приходом оккупантов и несколько месяцев скитался по лесам один. Полиция и гитлеровцы долго охотились за ним безрезультатно, а когда в лесу стали появляться другие партизаны, то каратели расстреляли его жену, двух ребят и сожгли хату. Более трех месяцев потрясенный Стась ни с кем не разговаривал, не проронил ни единого слова. В это время он в одиночку охотился за гитлеровцами, иногда устраивал засаду в кустах у дороги, а иногда просто подстреливал оккупантов на окраине какой-либо деревни. Так он истребил более десятка гитлеровцев, пока не получил сам тяжелого ранения в легкие. Он лежал сначала у знакомого лесника на хуторе, а затем в партизанской санчасти и выздоровел. После этого Стась остался с партизанами, только по-прежнему был угрюм и неразговорчив.

Я вызвал Филиппа и, сказав ему о плане предстоящей операции, спросил его, желает ли он принять в ней участие. Стась посмотрел на меня в упор и спросил, указывая на Анатолия:

— С ним?