Война в тылу врага

Партизаны ворвались в хату командира ополченцев. Защелкали затворы полицейских винтовок, но пуля из парабеллума Черкасова свалила одного полицая, а Ермакович с криком: «Да здравствует советская власть!» — всадил нож в горло другого.

Снова всей деревней хоронили убитых, заметали следы.

Прошла еще неделя. В Краснолуках били тревогу. Еще два агента исчезли так же таинственно и бесследно, как и те, на поиски которых отправились эти. Гестапо подняло на ноги всех полицейских в округе. Ермакович скрывался у нас в лесу. Гитлеровцы схватили его жену, но страх подсказал ей единственно правильный образ действий: не успели ее скрутить, как она заголосила, запричитала и стала умолять «панов» за ради бога сказать ей, что они сделали с ее мужем. Гестаповцы пришли в недоумение от такого вопроса, а баба, обливаясь слезами, расписывала, как с неделю тому назад приехали из Краснолук двое полициантов и увезли ее ненаглядного. Она валялась в ногах у гестаповцев и просила не таить, куда же ее сердечного дели.

Окончательно обитые с толку гестаповцы избили жену Ермаковича и отпустили.

Наконец следствие установило, что двое исчезнувших полицаев перед арестом Ермаковича заезжали к Василенко. Распутать это дело взялись два ближайших дружка и сподвижника Журавкина. Получив полномочия гестапо, они прискакали в Таронковичи и ворвались к Василенко с винтовками наизготове. Василенко тоже схватил винтовку, стоявшую в углу, и наставил ее в упор на гостей.

— Бросай оружие! Руки вверх! — кричали гестаповцы.

— Сами бросайте, — спокойно отвечал Василенко. — Что вы, сбесились, что ли?

— Нет, ты бросай!

— Нет, вы!

И так они стояли долго, взяв друг друга на прицел, и спорили. Наконец Василенко уговорил полицейских отставить оружие в сторону и спокойно разобрать, в чем дело. «Все мы одной власти служим, откуда же у вас ко мне такое недоверие?» — урезонивал он. Наконец, согласились: всем троим одновременно поставить винтовки в угол. Василенко поставил свою первый, полицаи последовали его примеру. Тогда бургомистр выхватил пистолет и скомандовал: «Руки вверх!»

И эти полицейские исчезли бесследно. Гестаповцы поняли, что тут дело поставлено куда серьезнее, чем они предполагали.

Чем закончилась попытка гестапо проникнуть в ополченскую деревню, следует рассказать.

Зимняя ночь в Московской Горе. Сквозь перистые, малоподвижные облака просвечивает полный диск луны. По улице, занесенной глубоким снегом, ходит патруль. У хаты Ермаковича на посту — Саша Шлыков. Уже третий час утра, но в хате все еще продолжается совещание коммунистов.

Ермакович, подводя итоги, сказал:

— В этой вот избе нашли себе могилу четыре агента гестапо. Всей деревней прятали их трупы, заметали следы. Но пока бог миловал… Враг еще не дознался…

В это время к часовому подошли три человека в сопровождении патруля.

— Это бойцы нашей ополченской группы, — оказал патрульный, приведший колхозников к хате Ермаковича. — Добиваются пройти к нашему командиру.

— В хату пропустить не могу, не велено, — ответил Шлыков.

— Ну, тогда вызовите его к нам, — попросил ополченец в заячьем треухе.

— Тоже не могу. Подождите… Сейчас кончится совещание, и он к вам выйдет.

— Одним словом, довоевались… Теперь всей деревне крышка. Ни старым, ни малым пощады не будет… Он тут нам и колодца не оставит, все спалит, — вздохнул второй, тщедушный ополченец с козлиной бороденкой.

Ополченец в треухе покосился на него и укоризненно сказал:

— Да ты хоть бы при людях-то не каркал… Слышали мы это от тебя еще, когда мост рушить ходили.

Скрипнула дверь, и на крыльце появился Ермакович, провожавший участников совещания. Он глянул на пришедших, насторожился:

— Вы что здесь?..

Ополченец в треухе сделал шаг вперед и по-военному доложил:

— Товарищ командир! В гестапо дознались, что их агенты побиты в нашей деревне…

— Что ты говоришь!.. Как? Через кого?

— Завтра или послезавтра прибудет отряд карателей. Вот и записка от Лукаша, — подал он Ермаковичу бумажку.

— Надо просить оружие и людей у Бати, чтобы бой дать, — сказал человек в дубленке.

А стоявший с ним рядом обладатель козлиной бородки проканючил:

— Товарищ командир, прошу разрешить выехать в Сосновку денька на три, к дохтуру нужно… Колики вот здесь, под грудью появились. Да и жена расхворалась, не поднимается.

— Ну, у этого опять закололо, — усмехнулся ополченец в треухе.

Ермакович поглядел на всех троих и строго сказал;

— Только не паниковать!.. Идите по хатам и никто никуда… Ожидать приказа, Да дежурство нести неослабно.

— Что же это такое, хреста на вас нету… Смотрите, люди добрые… Не умирать же человеку на ногах стоючи, — забормотал тщедушный ополченец, стараясь вызвать сочувствие у часового.

Тогда ополченец в треухе взял мужичонку за рукав и повел его по дороге, подталкивая:

— Ну, иди же ты, иди, коли приказ имеешь…

— Все нутро вымотал, — сказал человек в дубленке, обращаясь к Ермаковичу. — И какой толк возиться с ним, если он стоя умирать боится. Дали бы приказ, я бы его лежа успокоил.