Выпрямился, коснулся пальцами рукояти штыка — слабовато. Тут циркулярную пилу с алмазным напылением в самый раз, а ножик этот, что если подобраться ближе и выпалить в пасть из пистолетов? У него все пули вымочены в том же препарате, что надолго вырубил Шкета, при встрече с охотниками на вампиров. Только это концентрат. Лена что-то нашаманила, где-то покумекала — умная она, умеет, чего уж там, в общем, срикошеть в Шкета три пули и крышка ему, окочурился бы только в путь. Только монстра пули не берут. Бронированный он.
Ну и как тут воевать?
Взгляд скользнул по местности, снова вот скользнул и остановился.
— Ебать мои старые костыли, слава тебя сука боже блять мой! — Помолился вампир, привычным слогом и экономя время насущное, шибко важное в делах мирских.
Шагов пять сделал, руку в колтун травы запустил и раз! Из недр почти иссохших, изрядно поблекших мощей Российских железных дорог, он изъял, чутка ржавый, но ещё годный в дело, лом. Сунул руку туда снова и раз! Кувалда. Причём целёхонькая. Сам того не заметив, он даже поблагодарил правительство, приведшее ЖД структуры к почти полному развалу. Не будь тут запустенье и бардак, не оставил бы никто бесхозный инвентарь. Как говорится, как ты ни крутись, а в ложке спирта, дрянной сивухи капелька всё равно, да найдётся.
Вооружившись, Штык повернулся к месту, с коего только что сбежал.
Клыки вылезли наружу, блеснули красным глаза царственного Носферуса.
— Ну, ща ты будешь петухом! — Добавил «гы» и растворился в синеве захолустья сего, неся возмездия и гнев свой, в руках обеих, да смрада шлейф, оставляя за, впрочем, это уже не важно.
Монстр навис над телом вампира. Тот медленно дышал и пах кровью. Он слышал стук его сердца, слышал, как кровь бежит по венам, чуял запах его сочного мяса — слюнки потекли с языка на клыки, а с них на бесчувственное тело, прямо на его лицо. Столько недель ему не давали есть досыта! Столько миновало мучений! Холодный вагон, а прежде сырой подвал, и мясо животных, после которого его мощь, куда-то пропадала, глаза закрывались сами собой и он падал в долгий, тягучий сон, но теперь всё кончилось. Он снова свободен, он снова может питаться вкусным, нежным мясом. Такое мясо лучше — то, что с клыками. Но не намного, то, что без клыков на двух ногах, тоже очень вкусное. Он перекусит этими двумя, а потом отправится дальше и как много лет назад, он снова будет охотиться, будет свободен и никто не сможет его остановить — он знал, Создателей больше нет. Он не мог никому об этом рассказать, и не пришло бы ему в голову такой мысли. Он просто знал, что их больше нет. Больше нет их прежней давящей мощи, не чувствует он той чёрной тучи, бесконечной силы, что всегда была в этом мире — лишь жалкие огрызки её…
Никто и никогда, не сможет больше, запереть его в клетку — он запомнил запах мяса, от которого наливались усталостью мышцы, и тянуло в сон. Больше он не притронется к нему.
Острая боль пронзила спину, с хрустом, сквозь него, пронёсся металлический штырь, глубоко вонзившийся в землю. Он попытался развернуться, но на спине что-то есть и оно давит на штырь, не даёт двинуться. Он выгнул шею и яростно взревел, увидев там мясо с клыками, вцепившееся в штырь двумя руками. Пасть его разверзлась и…
Штык подпрыгнул на форсаже, в его руках появились пистолеты и все двенадцать пуль ушли в красноватую пасть. Монстр захрипел, дёрнулся и свалился на бок. Штык тоже грохнулся на землю, поспешно сел, дрожащими руками загоняя в барабаны новые пули и непрерывно матерясь.
А монстр схватил лом двумя лапами и рывком выдернул его, потом взревел и…
— Пиздец, кажись опять я обосрался. — Резюмировал Штык, наблюдая, как монстр шумно выдыхает и замирает на земле. Глаза существа закрылись, оно, кажется, умерло.
Штык схватился за сердце — стучит как бешеное. Потом пощупал штаны в интимом месте — кажись ложная тревога. Но вот по ощущения, как будто да. А пощупал — таки нет. Бывает же…
Он откинулся на спину и стал смотреть в небо. Красивое блин. Сероватое такое, вон дым от шахты, чёрный-чёрный, а всё равно красиво. Странно, почему раньше это небо вызывало совсем другие эмоции или не вызывало их вовсе?
— Нахуй войну. Забухаю. Потом снова помахаемся, а щас у меня блять душевная травма.
Он ещё что-то хотел сказать, но тут кто-то всхрапнул. Наверное, Шкет очнулся. Или Колян, у него вон бок почти зажил. Тоже блин. Какого-то гомодрила ушатать и не смогли! Нафига с собой взял? Он вон как — в одно хлебало, в лёгкую, как нефиг делать, а они, а рычат они зачем?
Хотел, было, голову приподнять, глянуть там, чё как, а не успел немного. Оно нависло над ним и в глаза злобно смотрит, а с клыков громадных, текут слюни вонючие и кажется, его сейчас начнут заживо кушать. Иммунитет у монстра оказывается. Не берёт его эта гадость, получается, как и его самого вот…, прям душа родственная, что б её…