Война во Вьетнаме (1946-1975 гг.)

Период с 17 по 30 марта отмечен ослаблением боевой активности, это – передышка между фазой I и фазой II. Обе стороны активно занимались подготовкой к новому этапу боев – сражению за опорные пункты на восточных холмах (Элиан и Доминик), господствовавших над центральной позицией, а также за Югетт 7 и 6 – укрепления, которые прикрывали аэродром с севера и северо-запада. За эти двенадцать дней солдаты Зиапа прорыли свыше 100 километров траншей. Коммунисты окружили форты в центре плацдарма, отрезали от главной позиции опорный пункт Изабель и приготовились штурмовать Элиан, Доминик и Югетт.

Для французов указанный период отмечался не только быстрым возвращением к ним утраченного наступательного духа, но и, что особенно важно, кризисом командования. Утрата Беатрис, Габриель и Анн-Мари сделала очевидным как для старших офицеров окруженного гарнизона, так и для генерала Коньи, находившегося в Ханое, некомпетентность полковника де Кастри в роли руководителя обороны Дьен-Бьен-Фу. Хуже того, после потери северных форпостов он самоизолировался в своем бункере, фактически перестав исполнять обязанности командующего.

17 марта, около полудня, Коньи попытался добраться в Дьен-Бьен-Фу, но артиллерийский и минометный огонь, который вели вьетминьцы по летному полю, не позволил самолету приземлиться, и генералу пришлось вернуться в Ханой. Совесть и чувство долга начали терзать Коньи. Он сознавал или, по крайней мере, чувствовал, что Кастри не может и не сможет должным образом организовать оборону Дьен-Бьен-Фу. Какое-то время – наверное, несколько дней – генерал мучительно спорил с собой относительно того, не стоит ли ему прыгнуть с парашютом, чтобы, приземлившись в Дьен-Бьен-Фу, лично взять на себя командование гарнизоном. Чувство персональной ответственности за Дьен-Бьен-Фу говорило командующему войсками в дельте, что так ему и следует поступить, но здравый смысл диктовал обратное. Штаб указывал начальнику, что круг его обязанностей не ограничивается Дьен-Бьен-Фу, а потому он не может, бросив все, добровольно запереть себя в стенах укреплений окруженного лагеря. Офицеры указывали командиру и на то, что в случае падения Дьен-Бьен-Фу сам он может оказаться ценным приобретением для противника. Во-первых, Коньи владел важнейшими военными тайнами, к тому же в роли заложника он, несомненно, превратился бы в руках коммунистов в удобный инструмент пропаганды и психологического давления. В конечном итоге штабисты убедили начальника, однако из-за решения отказаться от попытки десантироваться в Дьен-Бьен-Фу Коньи, человеку, безусловно, храброму, пришлось жить дальше с чувством неизбывной вины.

Главный вопрос, возникающий в данной ситуации в отношении Коньи (да и любого другого офицера, оказавшегося на его месте), звучит так: а могло ли его присутствие в Дьен-Бьен-Фу кардинальным образом все изменить? Учитывая то, какие силы стянул и сосредоточил Зиап вокруг долины, представляется крайне сомнительным, что даже Коньи, лично командуя контингентом в Дьен-Бьен-Фу, смог бы предотвратить или хотя бы в значительной степени оттянуть его падение. Жюль Руа утверждает, что, отказавшись в конце концов от идеи спуститься на парашюте в Дьен-Бьен-Фу, Коньи поступил правильно. Руа аргументирует это тем, что за Дьен-Бьен-Фу отвечал Наварр, а потому с моральной точки зрения Коньи поступил правильно, отказавшись от решения лично возглавить оборону плацдарма‹18›. Бернард Фэлл, комментируя мнение Руа, называет его оценку действий Коньи “благовидным предлогом” и указывает на то, что командующий войсками в Тонкинской дельте полностью разделял с Наварром ответственность за выброску десанта 20 ноября. Фэлл считает, что, если Коньи хотел избежать последствий, ему в знак протеста следовало подать в отставку. Как командующему ему в любом случае приходилось отвечать за организацию обороны плацдарма, а потому, десантировался бы он в Дьен-Бьен-Фу или нет, не имело ровным счетом никакого значения‹19›. И тут Фэлл, безусловно, прав.

Можно сочувствовать Коньи, но вместе с тем трудно понять, почему он не предпринял сам или не рекомендовал Наварру пойти на шаг, к которому совершенно очевидно подталкивала ситуация, – заменить Кастри. Вне сомнения, в Индокитае или во всей французской армии должен был найтись полковник, бригадный или даже дивизионный генерал (в конце концов силы в Дьен-Бьен-Фу достигали по размерам дивизии), способный принять на себя командование контингентом защитников плацдарма и воодушевить их. Наварр в своей книге вскользь касается данного вопроса, но лишь пишет, что Кастри являлся лучшим из имевшихся в наличии офицеров, а кроме всего прочего, в распоряжении у него (Наварра) было очень мало генералов‹20›. Из всего этого поневоле напрашивается вывод, что, хотя Наварр и думал о том, как исправить ситуацию, в конечном итоге его больше заботил поиск подходящего объяснения.