Война во Вьетнаме (1946-1975 гг.)

Первый ход Зиап сделал 27 октября, послав 316-ю дивизию Вьетминя из Вьет-Бака к Лай-Чау, лежащему на пути в Лаос. Французы вскоре узнали об этом движении противника (см. карту на с. 149). Поскольку сезон дождей завершился, шаг Зиапа означал начало нового наступления вьетминьцев на Лаос. Именно на сей случай французское командование ранее подготовило директиву номер 563. В соответствии с этим 2 ноября ставка Наварра директивой номер 852 довела до сведения Коньи, что ему надлежит захватить Дьен-Бьен-Фу силами шести парашютных батальонов, предпочтительно в период с 15 по 20 ноября, но не позднее 1 декабря.

Коньи попытался опротестовать директиву, однако то был не единственный приказ, против которого восставал этот поразительный, противоречивый человек, ставший главным действующим лицом трагедии в Дьен-Бьен-Фу. Широкоплечий, огромного роста – за метр девяносто – Коньи производил неизгладимое впечатление на всех, кто его видел. В 1953-м он являлся самым молодым и, возможно, самым образованным дивизионным генералом во Франции. У него имелся диплом выпускника самого лучшего французского учебного заведения, где готовили инженеров, еще свидетельство специалиста в области политических наук и, так же как у Зиапа, степень доктора юриспруденции. Во время Второй мировой войны он руководил подпольем, попал в руки гестапо, его пытали, а потом отправили в Бухенвальд. Коньи уцелел и после войны стал выдвиженцем де Латтра, подобно которому не чуждался позы, любил пускать пыль в глаза и испытывал пристрастие к церемониям. Подчиненные любили Коньи, некоторые даже обожали, однако начальство он, как правило, раздражал своей привычкой постоянно спорить и не соглашаться с полученными приказами. Обладая физической мощью, Коньи в то же время был очень чувствительным эмоционально. Резкое слово, отвергнутое предложение – все это могло задеть и глубоко ранить его. А когда задевали его гордость, он зло огрызался, не думая о последствиях. С таким подчиненным было нелегко поладить. Де Латтр умел управляться с ним, у Наварра это не получалось.

В общем, командующему едва ли стоило удивляться, когда Коньи не захотел выполнять приказ и захватывать Дьен-Бьен-Фу, если не считать того, что на сей раз возмутитель спокойствия избрал несколько витиеватый и, вне сомнения, странный способ спорить с начальством. Получив 2 ноября директиву, Коньи велел своему штабу подготовить докладную в адрес Наварра за его (Коньи) подписью. В документе в довольно жесткой форме выдвигалось несколько соображений против планов операции. Во-первых, там говорилось, что в Индокитае нельзя надежно блокировать дорогу так, как это делается в Европе. Во-вторых, возвращение Дьен-Бьен-Фу потребует отправки туда все новых и новых подкреплений. В-третьих, сколько бы войск французы ни послали на захваченный плацдарм, все равно у Зиапа оставалось бы немало способов, чтобы запереть их там и лишить возможности совершать рейды против тыловых коммуникаций Вьетминя. (Тут Коньи, по меньшей мере, ставил себя в двусмысленное положение. Обо всем этом ему следовало подумать раньше, когда он же сам и предлагал использовать Дьен-Бьен-Фу в качестве “бухты” для совершения “набегов” на противника, действовавшего на северо-западе Вьетнама.) В-четвертых, французских частей, которые придется отправлять в Дьен-Бьен-Фу, будет остро не хватать в Тонкинской дельте. И наконец, в докладной указывалось, что задуманная операция оттянет на себя силы всей авиации как боевой, так и транспортной.

Доводы, выдвинутые Коньи в его меморандуме, нельзя не признать обоснованными. Что важно, при этом в документе не содержалось возражений против операции в целом, поскольку предлагалось создание другого дальнего плацдарма с взлетно-посадочной полосой, в На-Сане. По всей видимости, ни Коньи, ни кто-либо в его штабе не предполагал, что Наварр и не думает использовать идею “бухты”, намереваясь вместо нее применить концепцию “ежа”. Но вполне возможно, Наварр в тот момент еще и сам не знал, что ему делать с Дьен-Бьен-Фу.