Война Волка (ЛП)

Жили здесь норманны. Едва ли они заметили нас. Мы медленно приближались к реке, держа в поводу лошадей и двигаясь только по сигналу разведчиков. Большинство моих людей и лошадей находилось в болотистой низине, покрытой затянутыми льдом лужицами и ломким камышом, и было скрыто от обитателей реки пологим холмиком с деревьями и кустарником на вершине. Медленно и осторожно поднявшись по склону, чтобы не спугнуть с гнездовий птиц, я присоединился к своим воинам. Передо мной открылся вид на весь эстуарий. Я видел богатые усадьбы. Слишком много усадеб. Едва мы выберемся из льдистой низины, нас заметят, новость о появлении вооруженных чужаков распространится по приречным землям, и Арнборг, где бы он ни находился, будет предупрежден о нашем приближении.

Я внимательно рассмотрел ближайшую из усадеб. Изрядных размеров дом и амбар окружал недавно отремонтированный палисад. Солома на одном из низких зданий была новой, а из дыры в крыше поднимался дым. Мальчишка с собакой гнали овец к открытым воротам, возле которых стоял, согнувшись, мужчина. До него было далеко, но Финан, имевший самые зоркие глаза из всех мне известных, сообщил, что кольчуги на незнакомце нет и оружия он не держит.

– Отправимся туда ночью, – сказал я Финану. – Ты, я, Берг и Кеттил.

Не было нужды объяснять, что я замыслил. Финан кивнул.

– А второй отряд? – спросил он.

– Эдрик может выбрать с дюжину парней.

Финан поднял взгляд к затянутому облаками небу.

– Луны не будет, – предупредил он, намекая, что в полной темноте нам не составит труда сбиться с пути и беспомощно проблуждать всю ночь.

– Значит, пойдем медленно и осторожно, – отрезал я.

Я понаблюдал за тем, как последняя овца входит в усадьбу и ворота закрываются. Неотесанные бревна там, где частокол был подправлен, говорили о том, что владелец имения не поскупился на затраты, чтобы сделать свой дом безопасным, но караульный на воротах совсем не выглядел бдительным. Мой отец говаривал, что неприступной делают крепость не стены – охраняющие их люди берегут твоих женщин от надругательства, детей от рабства, а скот от забоя. По моему предположению, находящиеся внутри усадьбы прежде всего думали о тепле. Стоял студеный зимний вечер, скотину благополучно загнали в овчарню, и любой здравомыслящий человек мечтал оказаться поближе к очагу, уверенный, что волки остались снаружи.

Мы ждали до глубокой ночи. Нас трясло от холода, но разводить костры мы не стали. Единственным светом оставался отблеск огней кучки домов. В ближайшем от нас света не было – только поначалу через дыру в крыше пробивалось слабое сияние, но потом и оно погасло. А мы все ждали, борясь с дремотой, которая наваливалась сильнее из-за холода.

– Скоро согреемся, – пообещал я.

Я постарался хорошо запомнить местность и знал, что предстоит пересечь пастбище, найти канаву и следовать по ней на северо-запад, пока не дойдем до неровной изгороди из кустов, что приведет нас на восток, к тропе, по которой гнали овец, а уж по ней мы доберемся до ближайшей усадьбы. Нам предстоит стать скедугенганами, Движущимися Тенями, созданиями ночи.

Неудивительно, что ворота закрывали на ночь, а двери главного дома запирали на засов, ибо скедугенганы рыщут в темноте. Это оборотни: они могут прикинуться зверем, например волком или быком. Эти существа являются в мир людей, чтобы сеять на земле страх. Они не живые и не мертвые. Это ужас, приходящий из тени. Наконец мы перебрались через пастбище, осторожно двигаясь в полной темноте. Мне вспомнилась старинная поэма, песнь о Беовульфе, которую часто исполняли в доме отца, и до сих пор поют в том же самом доме, теперь моем. «Com on wanre niht. Scriðan sceadugenga; sceotend scoldon», – восклицает арфист, и слушатели вздрагивают, представляя, как нечисть рыщет в темноте. «Затем из ночи появляется Движущаяся тень, крадущийся воин». И мы стали крадущимися воинами.

Раз за разом я повторял про себя этот стих, пока мы шли от зарослей к канаве. «Scriðan sceadugenga; sceotend scoldon, scriðan sceadugenga; sceotend scoldon». Снова и снова шептал я бездумно эту фразу, отпугивая демонов. Дорога до усадьбы показалась такой долгой, что я испугался уже, не сбились ли с пути. Наконец уловил запах дыма, а Финан разглядел, должно быть, слабое свечение слева от нас, потому что потянул меня за плащ.

– Сюда, – прошептал ирландец.

Мы двинулись по тропе. Теперь под ногами не было травы, только прихваченная морозом грязь, овечьи катышки и конский навоз. Но тонкая полоска света, пробивающаяся через ставни господского дома, указала нам на щель между бревнами частокола. Не залаяла ни одна собака, никто не окликнул нас, и наконец мы добрались до усадьбы. Ворота держались на двух высоких деревянных столбах, в которые вбиты были железные петли. До нас не доносилось никаких иных звуков, кроме наших собственных шагов, тихих вздохов ночного ветра; где-то далеко лаяла лисица, ухала сова.

– Готовы? – прошептал я, обращаясь к Бергу и Кеттилу.