Карл Харнье отпустил один из 'рогов' штурвала и положил ладонь на предмет, аккуратно пристроенный к левому бедру. Даже сквозь толстую перчатку ощущалась гладкость дерева и очертания игрушки. Деревянная лошадка, та самая, которую они чинили с маленьким сыном. Прикосновение отозвалось теплом — не в пальцах, но в самом сердце. И на душе у Карла стало легче. Пришла спокойная уверенность в том, что все будет хорошо. Вражеские пули обойдут самолет стороной, поломки окажутся незначительными, а многочисленные превратности — естественные спутники жизни авиатора — окажутся слепы и не заметят ни 'Грифон', ни его пилота.
Потому что семья Харнье с ним, пусть они и далеко, съехали в район Рура. И присланный дар охранит летчика лучше любого оберега, лучше одиннадцати пулеметов, что составляют бортовую артиллерию 'Грифона'.
Впрочем, стволы тоже будут не лишними.
Харнье осторожно погладил игрушку и взялся за штурвал обеими руками. Быстрый взгляд скользнул по приборной панели, оценивая и измеряя. Все в норме. Высота… скорость… Главное — держать строй. И в третий раз Карл подумал, как же это необычно — лететь такой ордой, на рассвете, без бомб…
Эшелонированный по высоте строй бомбардировщиков двигался вперед, как огромный рой гигантских шмелей. Если бы только шмели летали толпами, по сотне за раз, и могли организовываться в строгом геометрическом порядке. А вокруг злобными осами вились истребители прикрытия — родные, немецкие 'люссеры', тяжелые 'Т', а также двухмоторные русские 'Таировы'. За долгие зимние месяцы воздушного противостояния Харнье привык, что части Воздушного Фронта действуют преимущественно ночью, в стиле, прозванном американцами 'кусай и беги'. Эффективность бомбометания значительно снижалась, но и ПВО англичан приходилось куда сложнее.
Теперь же все изменилось. Как в прежние времена, бомбардировщики шли сплошным 'боксом', под лучами утреннего солнца, подобно гоплитам греческой фаланги, ощетинившись копьями пулеметных стволов. Только теперь на каждый тяжелый самолет приходилось по нескольку истребителей прикрытия, роившихся, как легкая пехота, скорая на подъем и смертельно опасная в бою.
Воздушный Фронт больше не стремился просочиться в бреши английской противовоздушной обороны, не играл в обманные финты, чтобы заставить открыться с одного бока и ударить кинжалом в другой. И от этого становилось как-то легче даже самому закоренелому пессимисту. Бог знает, почему, ведь КВВС не стали слабее, и битва обещала быть ужасающей. Может все от того, что видеть при свете дня собратьев, стоящих бок-о-бок с тобой — спокойнее, чем знать об их присутствии где-то в ночной тьме. Но скорее всего дело было в истребителях, готовых принять удар перехватчиков, щаслонить надежным щитом тяжелые многомоторные машины.
На этот раз и груз отличался от привычного. Теперь 'Грифон' тащил отнюдь не бомбы, а мишенью оказывались не английские города и заводы, но морская гладь. В бомбовом отсеке покоились пузатые, похожие на короткие толстые сигары мины 'LM' с корпусом из водостойкого пресс-штофа и бакелита, заряженные почти тонной взрывчатки каждая, реагирующие на магнитное поле и шум винтов. Тяжелый четырехмоторник поднимал всего две таких — больше не позволяли габариты груза, но мог унести их на предельную дальность.
До точки сброса оставалось всего ничего — меньше пяти минут полета. А британцы все еще не появлялись. Это было хорошо — значит, сработали меры прикрытия. Фронт полагался не только на грубую силу и численное превосходство. Еще до рассвета малые группы 'застрельщиков' начали 'пробивать' передовую линию британской ПВО, имитируя броски к побережью и ночные атаки аэродромов, рассеивая в воздухе тонны фольги для засветки радаров.
'Накликал…'
По радиосвязи рассыпался веер предупреждений, англичане все же успели организовать противодействие, истребители передового дозора уже вели бой. Чужие перехватчики показались прямо по курсу — пока более легкие аппараты отвлекали 'Таировых' и 'Люссеров', машины с пушечным вооружением шли в лобовую атаку. Нападающие старались в полной мере использовать преимущества 'чарджа' — самой первой, наиболее организованной атаки всеми наличными силами. Даже при свете солнца было видно, как с мелких черных мошек сорвались совсем крошечные точки бело-желтого пламени. Сорвались и помчались к бомбардировщикам-гоплитам веселыми солнечными зайчиками — перехватчики открыли огонь с максимальной дистанции.
Общая скорость сближения приближалась к тысяче километров. Еще два-три мгновения, и между двумя противостоящими армадами встанет стена огня, а крылатая смерть занесет косу, готовясь вписать много имен в свой список. Но все равно Карл был спокоен. Деревянная лошадка касалась ноги, а летчик точно знал — в этом бою с ним ничего не случится.
И началась битва.
— Весна… — мечтательно улыбнулся Ходсон.
— О, да, — согласился Рузвельт. — Пожалуй, лучшее время года.