– Это у нас каждый день! – шепнул Николаю Матвеевичу молоденький мичман, заметив его расстроенный вид.
Чихачев вошел осторожно, как в детстве в церковь. Все офицеры и сам адмирал – с постными лицами, совсем не похожие на вчерашних. Служил иеромонах. Пел хор из матросов. Офицер управлял им.
Когда обедня закончилась и все разошлись, адмирал ушел отдыхать.
Чихачев отправился к себе. Под вечер, солнце еще не заходило, его снова вызвали на фрегат.
Глава двадцать четвертая
ПУТЯТИН
За длинным полукруглым столом целый военный совет.
– Отправляя эти бумаги, в Петербурге, конечно, не могли знать о происшедшем позже почти полном разрыве с Турцией и об угрожающей близости войны. Его высочество предписывает нам воспользоваться сведениями, которые доставлены ему из Восточной Сибири, о доступности устьев Амура с юга, из Японского моря. В случае возникновения опасности наша эскадра, по этим сведениям, может быть введена в реку. Нам предлагается установить там связь с нашими постами.
Так говорит адмирал Путятин, обращаясь то к командирам своих кораблей, то к своему секретарю, писателю Ивану Александровичу Гончарову.
Чихачев посажен прямо напротив Путятина и может разглядеть всех как следует.
Путятин сидит прямо в широком кресле, во главе большого стола. За его спиной угол с иконами.
По правую руку сидит капитан Константин Николаевич Посьет[30]
, такой же сухощавый, как адмирал. Чихачеву вчера сказали, что Посьет – знаток голландского языка, а японцы знают по-голландски, так как в Нагасаки у них голландская фактория, единственное поселение европейцев по всей стране.Рядом с Посьетом знаменитость – писатель Гончаров, широколицый, с густыми черными бровями и светлым взором.
Лысый краснолицый капитан «Паллады» Уньковский[31]
сидит на другом конце стола. Рядом с ним командир паровой шхуны Воин Андреевич Римский-Корсаков, высокий, с открытым лицом, видно лихой моряк. Это старый приятель и сослуживец Геннадия Ивановича. Он так и ест Чихачева глазами. Еще вчера подумалось, что так смотрят, когда желают поближе познакомиться.За этим же столом командир «Оливуцы», на которой прибыл Чихачев, – лейтенант Назимов, и командир «Меншикова» лейтенант Фуругельм.
Адмирал стал расспрашивать Чихачева. Николай Матвеевич сразу заговорил с жаром.
Путятин иногда сухо покашливал, выражение лица его менялось, он слушал с таким видом, словно хотел посторониться, как будто неслись и пылали скачущие кони и надо было переждать, перетерпеть пыль.
– А-а, так вы сами служили в Амурской экспедиции у Муравьева? – спросил адмирал.
Вопрос и небрежный тон, которым он был задан, обдали Чихачева как холодной водой. Казалось странным, что адмирал так спрашивает, ведь в бумагах, только что им прочитанных, губернатор просит адмирала посетить и по возможности описать устье Амура. Посылается офицер для проводки судна, знакомый с лиманом. Когда, явившись на судно, Чихачев с Назимовым представились на юте адмиралу и потом на обеде, Путятин был довольно внимателен к тому, что говорили.
Чихачев отбросил чувство неловкости, помня, что от того, как он поведет себя, зависит судьба его товарищей.
Путятин заерзал в кресле. Скуластое лицо его выразило беспокойство, и взор, до того мягкий, вялый и довольный, стал колюч и зол.
Путятин и прежде не раз слыхал, что порты наши должны быть соединены надежным путем по рекам с развитыми внутренними областями России.
Теперь он получил приказание великого князя установить связь с Амурской экспедицией, что необходимо особенно на случай войны, – и принимал его как должное. Конечно, очень удобно укрыть эскадру в лимане. Но это только временное укрытие. А все планы Муравьева и радужные надежды его сподвижников, прозябавших, видимо, на неудобных устьях, адмиралу казались недостаточно основательными.
Японскую экспедицию, значение которой всемирно велико, Муравьев желал впутать в свои губернские дела.
Путятин прибыл с важнейшим поручением. Он должен открыть Японию для русских. Во время переговоров с японцами он намекнет, что в случае беды и опасности от американцев Россия подаст помощь. Японцы в свое время закрыли двери под носом у посла Рязанова[32]
.Нужна гавань на побережье вблизи Японии и Китая. Эту сторону деятельности Амурской экспедиции адмирал из очень многих, одному ему известных обстоятельств мгновенно понял и принял, а, как можно понять из рассказов Чихачева, Муравьев ее еще не принимал. А Путятину она как раз представлялась единственно полезной.
– Уголь нашли? – вдруг тонким голосом спросил адмирал, вытягивая руки.
– Да, ваше превосходительство!
Судя по тому, что говорил курьер о Невельском, у которого он служил, и что пишет о нем Муравьев, из этого капитана тщатся раздуть важную особу. Конечно, и тут рука Муравьева!
– А вы знаете, – перебил адмирал Чихачева, – что Невельскому не очень доверяют в Петербурге? И вы не очень доверяйте, когда он станет доказывать, что у него уголь и золото! Уголь! Конечно, хорошо бы… Но…
Чихачев был в том задоре, который еще не успели тут укротить.