Шхуна не раз садилась на мель, приходилось возвращаться.
«И то просто, когда есть уголь! Какая прелесть – судно паровое!» – думал Чихачев.
Но и это судно временами так садилось, что приходилось часами работать, прежде чем удавалось стянуться.
Вечереет. Впереди бушует бурун.
– Возможен риф! – говорит Римский-Корсаков. – Против такого чиновника нечего храбриться.
Отдали якорь и стали ждать утра.
Солнце всходило, когда между двух мысов вошли в лиман.
– Хорошо, что я вчера вовремя остановился! – говорил капитан, очень довольный тем, что наконец убедился сам и может теперь доложить адмиралу, что фарватер существует.
«Итак, мы теперь в лимане Амура, к которому проложили путь сами, и я благодарю бога за то, что он дал мне довольно смелости, чтоб предпринять и вполовину кончить такое дело, которое может иметь влияние на судьбу этого края и тем принести пользу России. Стараюсь заставить молчать свое тщеславие, но едва ли хватит на это хладнокровия, – записал в свой дневник Воин Андреевич. – Стали мы на якорь в самый полдень, а после обеда я съезжал на берег к селению Уаспо и с удовольствием прогулялся по лесу, сбирая бруснику. Это сбирание ягод пахнуло на меня какою-то свежестью, чем-то молодым, беспечным. Что может быть соединено с подобным занятием, как не идея полного досуга и отдыха! После вчерашних и сегодняшних напряжений внимания и предприимчивости мне эта мелочь доставила очень отрадное чувство».
Глава двадцать седьмая
В УСТЬЕ АМУРА
Огромный амурский лиман, который гиляки называют Малым морем, оказался, как и предупреждали Чихачев и Попов, усеянным мелями. Шхуна часто садилась на них.
Лиман местами глубок. Ветры дуют тут почти беспрерывно. Погода переменчива. Под темными высокими тучами прибрежные горы иногда кажутся огромными и грозными. То горы скрыты, низкий слой рыжего тумана мчится при сильном ветре. Туман негуст, где-то близко солнце, оно просвечивает временами и вдруг брызнет сквозь разрывы, и зажелтеет вокруг мутная, взбитая на мелях вода. Далекой полоской синеет на горизонте Сахалин.
Гиляк-лоцман, взятый в одной из прибрежных деревень, вместо помощи чуть не погубил шхуну, крепко посадив ее на лайду. Гиляку подносили кулаки к носу, ругали его наперебой, делали страшные физиономии. Он курил свою трубку и молчал с невозмутимым видом.
– Предполагает, что шхуне так же просто стянуться с мели, как и его лодке! – с досадой говорил Римский-Корсаков, когда шхуна стала крениться на обсыхавшей в отлив мели. – На счастье, тихая погода!
С подъемом воды снялись с мели, отошли на глубину.
Утром шли по лиману под парами. День ясный. Сопки близки и ярко-зелены. Отчетливо видны красные скалистые обрывы и остроголовые вершины темно-зеленых елей. Небо яркое…
Шхуна вошла в устье реки. Это как бы огромный раструб между широко расступающихся скалистых мысов. На скалах – леса. В одной из зеленых тихих бухт бросили якорь.
Гиляк-лоцман поставил шхуну так, что она укрыта пятифутовой отмелью, на случай, если будет ветер с моря. Гиляку больше не грозили, он получил обещанные десять аршин шертинга[44]
и, довольный, отправился восвояси.Шхуна в безопасности. Глубина – три сажени.
Чихачев радовался, что близко Петровское. Он рассказывал в этот вечер об Екатерине Ивановне, как ее любят все, даже гиляки, как она учит их детей, лечит. Как тянет вместе со всем гарнизоном, с мужем и матросами канат под дубинушку, когда приходится вытаскивать суда на берег, и как матросы всегда этому рады и кричат: «Катя идет!» – и налегают изо всей силы, дружно. Все зовут ее просто «Катя»… Она красива, как ангел, очаровала такого зверя, как немецкий шкипер китобоя.
Римский-Корсаков слушал внимательно и с интересом, но все время думал о своем.
– А вы знаете, Николай Матвеевич, нам не придется идти в Петровское, – сказал он. – Нельзя рисковать! Лиман усеян мелями. Мы сделали все, что в наших силах. К тому же слишком долго провалялись мы на мелях!
Собрали офицеров и стали совещаться. Римский-Корсаков объявил, что не рискует вести шхуну через северный бар.
Решили, что инженер Зарубин займется ремонтом машины, Римский-Корсаков на баркасе завтра же отправляется в Петровское, но не морем, а по заливу Счастья, где гораздо спокойней. Одновременно Чихачев на гичке[45]
идет в Николаевский пост. Так сведения о положении Амурской экспедиции будут собраны быстро, и шхуна сколь возможно скорее отправится в обратный путь. Команда тем временем будет приводить все в порядок, красить.Жаль стало Чихачеву, что не побывает он в Петровском и не повидается с Невельскими. «Ну, да ничего! – старался он утешиться. – Ведь может случиться, что Геннадий Иванович как раз в Николаевске, и мы встретимся, тогда вместе прибудем на шхуну. Если же он в Петровском, то, наверно, прибудет сюда с Воином Андреевичем, – захочет видеть первое паровое судно в Амуре. Обидно только, что не удастся встретить Екатерину Ивановну. Впрочем, еще все впереди, даст бог, вся эскадра войдет в Амур».