Березин развязал мешок. Николай Матвеевич стал жевать сухарь и глотать кусочками сливочное масло и снова перечитывал письма.
– А где же Бошняк? – вдруг спросил он.
– Тоже в экспедиции. С казаками Парфентьевым и Беломестновым и гиляком Ганкиным прошел мимо Кизи, отправился вверх на озеро Удыль.
К вечеру вернулись в одинокую юрту.
– Эй, Чумбока! – грубо закричал Чихачев, подъезжая.
Заспавшийся проводник испуганно выскочил из юрты.
– Распрягай! Провизию привезли!
На другой день Березин отправился обратно в Кизи. Невельской дал ему приказание измерить глубину протоки в озеро Удыль. Чихачев понимал, чего хочет Невельской. «Невельской ищет мест на озерах, удобных для устройства судостроительных заводов. У него, как всегда, планы великие, и он целит далеко в будущее. Пока что без Еткуна с Араской, Захсора, Ганкина и Чумбоки мы тут ни на шаг». Но, как бы то ни было, Чихачев отчетливо представлял, что план Невельского смелый и вполне выполнимый, и он только удивлялся, как Геннадий Иванович, сидя у себя на косе, посредством малых сил, трех-четырех офицеров и приказчиков, ухитряется находить все, что ему надо. «Он видит все так, словно вырос в этом краю. Чтобы расположить к себе туземцев, он растранжирил все, что было в лавке и на складе, гиляки от него без ума, а заведующий факторией в Аяне и правление Компании в Петербурге – в бешенстве, что он у них корабли поразбивал, товары все раздарил, а самих их иначе как мерзавцами и подлецами не называет и сообщает им, что приказаний их велит не исполнять».
Все это понял Николай Матвеевич из письма Невельского.
«А ведь вообще-то, конечно, он два судна разбил. И что у него будет к августу, даст ли ему товар фактория и сможем ли съехаться с маньчжурами для размена, с которыми условлено и дано русское слово? Трудно сказать!»
Березин уверял, что Геннадий Иванович был без ума от радости, узнав из письма Чихачева, что тот договорился о встрече с маньчжурами для торга.
По словам приказчика, Геннадий Иванович не только не чувствует себя виноватым перед правлением, но все время пишет в Петербург к губернатору, требуя уничтожить зависимость экспедиции от Компании. И в то же время Березин уверяет, что Невельской сам хочет сесть в Петербурге на место председателя правления Компании, но для этого ему надо сделаться адмиралом. «Березин, как всегда, привирает, конечно, хочет удивить своей осведомленностью. Умен, а слабости детские. Надо же такую чушь пороть!»
Доволен был Невельской и сведениями, которые сообщил ему Чихачев о направлении гор. А Чихачев и сам не знает толком, как идут хребты и сколько их, но явно – один протянулся к югу. Очень возможно, что Невельской и тут верно предугадывал многое, как предугадал он и пролив у Сахалина.
Геннадий Иванович требовал идти на лодке от Де-Кастри до Петровского, описать побережье. Попова оставить в Де-Кастри на лето, чтобы объявил иностранцам, если явятся, – край наш.
– Смена ему будет летом, – на словах добавил Березин, – придет на зимовку целый отряд с одним из офицеров.
Березин предполагал, что дело поручат ему или Бошняку.
На обратном пути, поднявшись на перевал, Чихачев остановился. Плакать хотелось от сознания того, что не одинок, что в этой огромной стране, кроме него, несколько человек таких же, как он, по месяцам лишенных возможности не только слово сказать друг другу, но и снестись письмами, так дружно делают одно и то же дело.
«Вот грязь, вода, собаки дохнут, а я иду, и где-то идет Коля Бошняк, и Березин идет своим путем, и Геннадий Иванович… И Екатерина Ивановна ждет всех нас. „Как можно скорей“, – пишет Геннадий Иванович. И ее приписка в письме: „Ждем вас…“ Боже, счастье какое! А я думал, что вот еще недавно был другим, даже слышался мне Бетховен в плеске волн, а теперь завшивел, весь в болячках, оборванный, из-за карт с туземцами чуть не в драку лезу…»
Получив письма и поговорив с Березиным, он почувствовал, что еще вернется в свой круг, и, как знать, может быть, победителем, и, верно, далеко пойдет!
…В Де-Кастри лето совершенное. Бухта очистилась. На берегу трава, цветы. Араска тащит из тайги пучок лесного лука. Угостил Чихачева и Чумбоку, которые, сложив лыжи на нарты и налегая на ременные петли, помогали собакам тащиться по грязи и песку.
Чумбока разулся.
– У-у! Какая земля тепленькая. Николай, бросай обутки.
– К нам гости приехали, – объяснил Араска. – Хорошие люди из залива Хади[43]
. Это большой залив, не очень далеко. Они как раз остановились у Еткуна, где живете вы с товарищем. Познакомитесь и будете друзьями… Спроси их про залив, я знаю, тебе это надо. И Невельской жадный на это дело.Глава четырнадцатая
Казак Парфентьев
Вернулась экспедиция с Сахалина. Бошняк болен, у него опухли ноги. На обратном пути, в пургу, половина собак передохла. Проводник – гиляк Позь – после болезни ослаб и еле шел. Семену Парфентьеву пришлось тащить вместе с тремя оставшимися собаками нарту с больным офицером.