Однако Вашкунселуш был готов плыть в Малакку даже безо всякой поддержки со стороны Албукерки. Он утверждал, что от него в Гоа нет ни малейшей пользы, что у купцов, сопровождающих его, кончается терпение. А на язвительный вопрос Албукерки, чего он, собственно надеется добиться от правителя Малакки со своими четырьмя каравеллами изъеденными червями, Вашкунселуш гордо отвечал: «Король назначил меня самостоятельным командующим эскадры, и сам губернатор Индии не вправе удерживать меня силой от выполнения королевского приказа!»
«И все же губернатор Индии еще раз повторяет: плыть в Малакку Вам нельзя!»
Разъяренный Вашкунселуш возвратился, так сказать, «несолоно хлебавши», на борт своей каравеллы, где принялся обсуждать с подчиненными ему капитанами сложившуюся ситуацию. Все четыре капитана потребовали от него немедленно сниматься с якоря. Их поддержали кормчие, поторопившиеся заявить, что эскадра может выбраться из гавани Гоа под покровом ночи, используя прилив и, в течение некоторого времени, также береговой ветер, дующий в сторону моря и затихающий лишь с наступлением утра. Не без колебаний, Вашкунселуш все-таки поддался на уговоры своих подчиненных.
Восход солнца застал три каравеллы стоящими по ту сторону песчаной мели. Четвертая осталась в гавани, ибо у ее капитана в последний момент появились сомнения в успехе задуманного. Рано утром он решил во всем признаться Албукерки.
Тот выслал вдогонку дезертирам целый рой гребных судов, вооруженных вертлюжными пушками[76]
. Воспользовавшись ослаблением берегового ветра, они быстро догнали беглецов, и наказали Вашкунселуша за отказ спустить паруса градом ядер, которые железной метлой дочиста вымели палубу его флагмана и расщепили пару реев. Гордый дом Диогу возвратился в Гоа пленником.«Я изумлен тем, как легко Вы позволили этим горячим головам сбить Вас с пути истинного» — сказал Албукерки. «Бегство от своего Главнокомандующего, губернатора Индии — тяжкое преступление!»
И снова Вашкунселуш проявил свою всегдашнюю жестоко-выйность, заявив, что дом Афонсу — ему не Главнокомандующий, и потому он ему не обязан ни малейшим послушанием.
«Ну, коли Вы не желаете прислушаться к голосу разума,» — ответил Албукерки — «я покажу, Главнокомандующий я Вам, или нет!»
В присутствии самых знатных и уважаемых фидалгу дом Афонсу провел заседание военного суда, приговорившего Диогу Вашкунселуша, на время до его возвращения на родину
Конечно, можно по-разному относиться к поведению сеньора губернатора в этом деле. Вне всякого сомнения, дом Афонсу был абсолютно прав, удерживая жестоковыйного Вашкунселуша от плавания в Малакку, ибо последующие события убедительно доказали, что крохотную эскадру дома Диогу там ждала бы верная гибель. Другой вопрос, вправе ли был Албукерки отдавать приказы Вашкунселушу и требовать от того послушания. По мнению дома Афонсу, Вашкунселуш был обязан подчиняться ему, пока находился в Индии, однако дом Диогу мог на это с полным основанием возражать (и возражал), что находится в Индии лишь вынужденно, в силу обстоятельств.
«В жизни мне еще не приходилось переживать ничего более постыдного» — писал губернатор дому Мануэлу, сообщая тому о деле Вашкунселуша — «Я считаю просто чудовищным вызов, который он посмел открыто бросить мне в присутствии всех посланников царей и князей Индии, находившихся в то время у меня». Но в том же письме дом Афонсу не преминул подчеркнуть заслуги Вашкунселуша: «Тем не менее, заверяю Вас, Сеньор, что Диогу Мендиш ди Васкунселуш — достойный человек, мудрый, храбрый, и способный подавать полезные советы.
Я испытывал к нему немалую приязнь, и потому был поражен сверх всякой меры, когда он, так строго осуждавший происшествие под Ормузом (дезертирство трех капитанов вкупе со своими кормчими —