Читаем Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу полностью

Высадка и артобстрел произошли молниеносно, что и вызвало желаемый эффект. Повсюду раздавались горестный плач, жалобы и крики: «Мира! Мира! Мира!» Забыв про своих двадцать тысяч воинов и двадцать боевых слонов, султан Мухаммед срочно отправил освобожденных им из заключенья португальских узников на борт «Флор де ла Мар». Передавая их с рук на руки, посланец Мухаммеда поинтересовался от имени своего повелителя, есть ли у дома Афонсу еще какие-нибудь пожелания.

«Конечно, есть!» — ответил Албукерки. «Точнее говоря, не пожелания, а требования. Во-первых, требую от султана разрешить нам построить у Вас форт. А во-вторых — требую от него возмещения за украденные Вами у Лопиша товары».

Но, «что к султану Мухаммеду попало».. В мгновенье ока берег покрылся баррикадами. Губернатор Индии назначил высадку десанта на 25 июля. «Мы должны продвигаться без излишней спешки, шаг за шагом» — инструктировал он, действовавший обычно с молниеносной быстротой, своих капитанов и ротных командиров — «излишней спешкой можно все испортить! Ставка в затеянной нами игре слишком велика, а нас — слишком мало для того, чтобы добиться всех наших целей разом, одним махом! Торопиться не надо!»

Первой целью Албукерки выбрал сильно укрепленный мост, перекинутый через реку у самого устья. Португальцы напали на мост с наступлением дня. Бой за мост, то и дело заволакиваемый клубами черного порохового дыма, продолжался несколько часов под неумолчный грохот артиллерии. Немало португальцев пало, прежде чем неприятель был выбит с моста. Губернатор отказался от своего первоначального плана закрепиться в районе моста, поскольку его люди, после восьмичасового боя под палящими лучами экваториального солнца, срочно нуждались в отдыхе. Впрочем, прежде чем возвратиться на свои корабли, они нашли в себе силы разграбить, а затем — поджечь соседнюю с мостом часть города. В разгоревшемся пожаре погибло немало добра, включая великолепную, тридцатиколесную (!) парадную повозку, втрое превышавшую по высоте средний человеческий рост, выложенную снаружи чистым золотом и обтянутую изнутри белым шелком. Это была свадебная карета султана Паханга. Все пошло прахом.

Но и эта вполне удачная вылазка португальцев не сделала жестоковыйного султана более податливым. Поэтому губернатор задумал новое нападение, на более широком фронте. Но, как это часто бывает, когда осуществление операции затягивается, воодушевление португальских фидалгу стало постепенно ослабевать. Особенно с учетом высказанного домом Афонсу намерения приступить (добившись силой соответствующего согласия султана) к строительству в Малакке португальского форта (естественно, при их, благородных фидалгу, активном участии). А ведь участие в строительных работах было для них, как уже известно нам с уважаемым читателем, самым нелюбимым занятием. «Даже если мы захватим Малакку, у нас появится множество раненых, годных разве что для госпиталя, но уж никак не для строительной площадки!» — открыто высказал один из них свое (и общее) недовольство на военном совете в лицо Албукерки. «Да и что нам достанется из всех богатств Малакки? Ровным счетом ничего! Ведь если город станет добычей пламени, что неизбежно произойдет в случае штурма, в этом пламени погибнут все его сокровища!»

Вопреки своей обычной манере ограничиваться, в ответ на все возражения подчиненных, отдачей кратких и однозначных приказов, Албукерки на этот раз довольно обстоятельно изложил им многочисленные причины, по которым считал необходимым присоединить Малакку к заморским владениям Португалии. «Малакка должна стать португальской хотя бы из-за ее торговли перцем» — таков был первый тезис губернатора. «Ведь половина всего перца, все еще доходящего до нас обходным путем через Каир, Александрию и Венецию, поступает из Малакки. Ибо арабы могут плыть отсюда напрямую до Баб-эль-Мандебского пролива, оставаясь вне пределов досягаемости кораблей нашей Индийской Армады. Завоевание нами Малакки подорвет силу Ислама. Уже сегодня в Малакке пребывает множество чужеземных купцов и торговцев, хотя малайские тираны причиняют им немало зла. Но, в случае завоевания нами Малакки, эти торговцы и купцы, оценив все преимущества нашей свободной от должностной коррупции системы управления и коммерческой честности, будут стекаться сюда в троекратном, если не четырехкратном количестве, оседать здесь и строить прямо-таки золотые стены. Однако я решусь на захват этого города лишь в случае Вашего согласия не щадить сил на строительство в захваченной нами Малакке мощнейшей в этой части света крепости».

«Делайте, что считаете нужным!» — единогласно ответили фидалгу губернатору (чью обращенную к ним речь мы, честно говоря, слегка «осовременили», не исказив при этом, впрочем, ее основного смысла).

Перейти на страницу:

Все книги серии Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерус

Белая гвардия Фридриха Эберта
Белая гвардия Фридриха Эберта

В нашей стране почти неизвестна такая интересная и малоизученная страница Гражданской войны, как участие белых немецких добровольческих корпусов (фрейкоров) на стороне русских белогвардейцев в вооруженной борьбе с большевизмом. Столь же мало известно и участие фрейкоров (фрайкоров) в спасении от немецких большевиков-спартаковцев молодой демократической Германской республики в 1918–1923 гг.Обо всем этом повествуется в новой книге Вольфганга Акунова, выходящей в серии «Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского Храма», ибо белые добровольцы стали последним рыцарством, архетипом которого были тамплиеры — рыцари Ордена бедных соратников Христа и Храма Соломонова.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вольфганг Викторович Акунов

Военная документалистика и аналитика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное