Война за проливы. Операция прикрытия

И вот сегодня стало понятно, к чему была такая тщательная секретность. Еще со вчерашнего вечера на станцию Олькуш стали прибывать особые литерные эшелоны – они перевозили то, о чем австрийскому командованию знать не следовало. На восьмиосных платформах двойной мощности (обычно предназначенных для перевозки стволов морских артиллерийских орудий главного калибра) покоились боевые машины из будущего, в глубокой тайне доставленные из Порт-Артура. Когда я увидел, что таилось под просторными брезентовыми чехлами и тюками соломы, меняющими форму груза, то у меня буквально пропал дар речи. Самоходные сухопутные мониторы с пушками корабельного калибра тяжко попирали землю весом своей непробиваемой брони. Но, как выяснилось, они довольно проворны на своих гусеницах и способны пройти там же, где проходит обычная пехота. Таких машин прибыло всего десять штук, но перед такой тяжкой мощью не устоит никакая оборона. Их младшие братья были полегче, с броней, защищающей только от пуль и снарядных осколков, но при этом их прибыло целых сорок штук; а также оказалось, что они неплохо плавают и перевозят, помимо своей команды, еще семь бойцов в полной экипировке. Совсем уже огромные машины, прибывшие в количестве восемнадцати штук, напоминающие стальной дом, вооруженный длинноствольной шестидюймовой пушкой, оказались самоходными гаубицами, способными забросить свои снаряды почти на тридцать километров. Были там еще машины непонятного для меня назначения: одни – с длинными трубами на колесных машинах, а другие – на широких гусеницах, с установленным поверх корпуса подобием пчелиных сот. Уж эти агрегаты точно не вызывали у меня никаких ассоциаций. Когда я попробовал расспросить о них генерала Бережного, он махнул рукой и сказал, что действие этих машин лучше один раз увидеть своими глазами, чем услышать об этом сто рассказов. Впечатлений будет много, а еще больше их будет у тех, кто попадет под удар этих машин, но поделиться ими они смогут только со Святым Петром. Наверное, это какие-нибудь лучи смерти или что-то вроде иерихонских труб… Еще я узнал, что при разгроме Японской империи все это богатство осталось практически невостребованным, так как война шла преимущественно на море; и вот теперь ярость этого оружия предстоит испытать на себе зазнавшимся в своей гордыне австриякам.

Теперь я понимаю, что именно здесь, под Олькушем, австрияки получат смертельный удар, от которого уже никогда не смогут оправиться. Косвенно это соображение подтверждает то, что по соседству с нами (только не на границе, а чуть вглубь русской территории) лагерями встали несколько кавалерийских корпусов под общим командованием генерала Брусилова. Совсем недавно (наверное, по наущению пришельцев из будущего) в русской армии стали изымать кавалерийские дивизии из состава армейских корпусов, собирая конницу в особые ударные кулаки. По новой тактике пехота должна пробить во фронте дыру, в которую устремится более подвижная кавалерия, довершающая разгром врага. И еще один немаловажный фактор…

– Понимаешь, Георгий, – сказал мой наставник, – здесь, по эту сторону гор, живут такие люди, галичане-лодомеритяне, которые и сами не знают, кто они такие. Частью они поляки, частью украинцы-галичане. Поляки переживают крах своей империи Ржечи Посполитой, которую они промотали, воеводствуя в своих огородах, а у галичан не все в порядке с верой. Они не честные православные (подобно нам с тобой), и не католики (как поляки, чехи или словаки), а мутанты-униаты – люди, продавшие свое духовное первородство за миску чечевичной похлебки. Такой народ будет недоволен любой страной, в которой ему доведется жить, и любой властью, но при этом никогда не сможет создать ничего своего, а сможет только разрушать. Поэтому мы не рассчитываем здесь ни на какую поддержку, а сопротивление нам эти люди могут оказывать, только нагадив из-за угла. Но зато в горах и за ними живут словаки, которые значительно прямее и честнее местных обитателей. В настоящий момент правящие ими венгры воспринимаются этими людьми как жестокие угнетатели, а мы, русские – как освободители.

– Но почему венгры стали угнетателями? – спросил я. – Ведь еще шестьдесят лет назад они сами страдали под жестоким гнетом Габсбургов и даже устраивали восстания, чтобы выйти из состава австрийской державы. И что с ними случилось потом, что он их тирании в Австро-Венгрии стонут все народы, кроме немцев?