Война за Проливы. Решающий удар

– Ну вот и замечательно, – сказал Франц Фердинанд, вставая, – я сейчас поеду в министерство иностранных дел, чтобы лично отдать приказ о начале переговоров. Пусть наш посол в Швейцарии встретится с российским послом и для начала сообщит, что я прошу экстренного перемирия. Уверен, что император Михаил на это не согласится, предложив в ответ безоговорочную капитуляцию – и я приму ее в самые кратчайшие сроки. В противном случае все закончится настолько плохо, что мне даже не хочется об этом думать. Желаю вам, дорогой Франц, продержаться те несколько дней, что понадобятся мне на все эти дипломатические демарши.

Сказав это, Франц Фердинанд вышел, а начальник австрийского генерального штаба вдруг задумался о том, что он будет делать, когда наступит это самое «потом»: примет германское подданство и поступит на службу к кайзеру Вильгельму или переберется в Будапешт, чтобы служить нынешнему господину. Но прийти к какому-либо мнению он так и не успел: его размышления прервал грохот сильнейшего взрыва, произошедшего прямо перед парадным подъездом, от которого во всем здании генерального штаба с жалобным звоном и треньканьем вылетели стекла. Несколько секунд спустя сквозь стоны раненых и истошное ржание умирающих лошадей донеслось несколько отчетливых выстрелов из автоматического пистолета, но генерал Конрад фон Хётцендорф их уже не слышал, потому что сбегал вниз по парадной лестнице, чтобы оказаться там, где и случилась непоправимое.

Первое, что он увидел, оказавшись у парадного входа, была разнесенная вдребезги коляска, мертвый кучер в щегольской ливрее, раненые, иссеченные осколками часовые почетного караула у входа. Но главным было тело императора в окровавленном мундире и с раздробленными ногами, лежавшее прямо возле коляски. Чуть в стороне двое дюжих солдат (видимо выскочивших на грохот взрыва из караулки) заламывали руки незнакомому фон Хётцендорфу человеку в мундире майора генерального штаба. А уж это было странно до невозможности, потому что всех майоров генерального штаба он знал в лицо…

Подбежавший караульный офицер, тряся контуженой головой, доложил, что все произошло в тот момент, когда император только собирался сесть в коляску. Бомбу метнули с проезжавшей мимо пролетки, но покушавшийся, очевидно, не рассчитал силу броска: взорвалась она под днищем коляски, а не внутри, как, надо думать, рассчитывали террористы. Этот взрыв убил кучера, искалечил лошадей, ранил стоящих у входа часовых и, видимо, раздробил императору ноги, потому что тот сразу упал. В этот момент к нему, как будто на помощь, подбежал вон тот человек в мундире майора с генштабовским плюмажем на каске – он-то и выпустил в еще живого императора в упор всю обойму из автоматического пистолета Браунинга. Ну а потом его тут же схватили, как сейчас схватят и бомбометателя, которого взрывом выбросило из пролетки в протекающую тут же вдоль Шаллаутцерштрассе речку Вена (ага, ту самую, что и дала название городу). Больше начальник караула ничего не знает и знать не желает, потому что, мол, не его это дело – расследовать дела о цареубийствах. Тут как бы самому в живых остаться и не загреметь под фанфары.

Делом об убийстве пусть и некоронованного (банально не успели) но все же самого настоящего императора Австро-Венгерской империи занялась военная контрразведка, самым естественным образом, «по праву первой ночи», заполучившая все улики по этому делу. А возглавлял это почтеннейшую организацию широко известный в нашей реальности полковник австро-венгерской армии Альфред Редль[9], по совместительству агент русской разведки с 1903 года – такая вот ирония судьбы. В течение десяти лет этот человек, который должен был стоять на страже военных секретов Двуединой монархии, выдавал русскому командованию австрийских агентов в Петербурге, а также передал план австрийского вторжения в Сербию. И в той, и в другой версии истории информация, полученная через этого человека, позволила сербской армии с успехом противостоять австрийцам на начальном этапе мировой войны (до полумиллиона убитых с австрийской стороны).