Война за Проливы. Решающий удар

– Э-э-э, Мария… – проблеял кронпринц Фердинанд, – действительно, соглашайся. Если так надо, то и я согласен. Никогда не мечтал править Румынией, и с радостью уступлю эту тяжкую обязанность тебе… Быть может, у тебя это получится лучше.

И тут вдруг снова заговорила Нина Викторовна Антонова:

– Насколько Румынии не везло на королей (Кароль Первый единственный не в счет), настолько же ей везло на королев, ибо замуж за румынских кронпринцев выходили девушки деятельные, живые и сострадающие своей несчастной новой родине…

– Я это знаю, – эхом отозвался император Михаил, – и именно поэтому сделал кузине Марии это предложение, а вовсе не из-за того, что она мне родня. Еще раз повторяю свой вопрос, сударыня: вы согласны стать правящей королевой, подписав с Российской империей вассальный договор, или мне пустить вашу Румынию на мясо за ненадобностью? Правда, сразу должен сказать, что Добруджу я у вас все равно заберу, это не обсуждается. И дети ваши – те, что старше семи лет – должны будут проходить обучение в специальных заведениях Российской империи. Когда эти мальчики и девочки подрастут, им предстоит стать полезными членами общества, а не бездельниками и прожигателями жизни…

– Ладно, кузен! – махнула рукой Мария, – пусть будет по-твоему. Только обещай, что потом ты и госпожа Антонова расскажете мне, чем же мои дети вызвали ваше неудовольствие, раз вы назвали их бездельниками и прожигателями жизни. Для меня как для матери это очень и очень важно…

Король и адмирал Фишер, его верный клеврет, пили чай. В последнее столь бурное время такие встречи у них стали регулярными, а эта отличалась от прочих еще и тем, что на нее был приглашен Уинстон Черчилль – молодое дарование британской политики; король с адмиралом называли его просто Уинстон. Кстати, Клементина Хозье все же согласилась стать миссис Черчилль – правда, только со второго раза, когда жених вместе с цветами и презентом вручил ей визитную карточку, на которой рукой короля были начертаны слова: «Мисс Хозье, если вы выйдете замуж за мистера Уинстона Черчилля, то выполните мою монаршую волю. Эдуард Седьмой, для друзей просто Берти». Царь Петр когда-то примерно таким же образом женил своего арапа – так чем британский монарх хуже первого русского императора?

– Как я понимаю, – сказал Черчилль, – Лондонская конференция состоится уже после того, как в Европе рассеется дым и осядет пыль, поднятая в результате бурной деятельности императора Михаила и кайзера Вильгельма?

– Вы все правильно понимаете, – ответил адмирал Фишер, – именно тут, в городе, спасенном от разрушения русскими моряками, будет поставлена точка в затеянной русскими и немцами перепланировке Европы.

– Но только не думайте, что русские или немцы любой ценой нуждаются в легитимации своих территориальных приобретений, – проворчал король. – Если так сложится, то они преспокойненько обойдутся и без нашего одобрения. Но тогда плакало наше вступление в Континентальный Альянс и связанные с этим положительные моменты для нашей державы… зато отрицательных будет хоть отбавляй. Так что никакого повторения Берлинского или, не дай Бог, Парижского конгрессов быть не должно, никакого выкручивания рук и попыток лишить русских и немцев плодов их побед.

– Зато мы сами можем попытаться приобрести кое-что сверх запланированного, – сказал адмирал Фишер. – Если французы нарушат вечный нейтралитет Бельгии, мы получим право вступить в войну на стороне Континентального Альянса и немного урезать их территории в свою пользу. Совсем чуть-чуть – на город Кале и его окрестности…

– Все это хорошо, – сказал Черчилль, аккуратно отпив немного горячего чая из чашки, – но не зайдут ли эти изменения слишком далеко, не превратится ли Континентальный Альянс в монстра, которого уже невозможно будет победить никакими усилиями?