— Я и не собиралась просить вас об этом, — покачала я головой из стороны в сторону. — Думаю, я сама смогу себе помочь. Возможно, эта уверенность у меня из прошлой жизни, которая была до потери памяти, не знаю… — изобразила я лёгкую растерянность. — Но если вы не против, я хочу провести своё расследование. Надеюсь, я смогу найти нечто, что докажет мою невиновность. И ещё… — я на секунду замялась, но всё же закончила. — Спасибо, что верите мне, учитель.
— Не за что, Катерина, — улыбнулся он мне. — Меня радует, что ты не падаешь духом. Признаюсь, я не до конца понимаю, что именно ты хочешь сделать, но пожалуй, доверюсь твоему чутью и нашей великой богине. Так чем я могу тебе помочь? — Если моё стремление «поиграть» в детектива и вызвало у Евгения удивление, он его никак не продемонстрировал.
— Для начала я хочу осмотреть место убийства и труп, — задумчиво протянула я в ответ. — Где находится общежитие?
— Совсем близко, — произнёс Евгений. — Поскольку там живут в основном работники храма, оно располагается прямо напротив нашей святыни. Если это может тебе помочь, я тебя с радостью туда провожу. А вот насчёт трупа, к сожалению, ничего не выйдет.
— Почему? — тут же переспросила я; как-никак, проверка трупа — неимоверно важная деталь пазла в любом расследовании.
— Это запрещено диидаизмом, — спокойно ответил Евгений. — Нельзя осквернять умершего взглядами живых. Сразу после смерти его кладут в закрытый гроб, который имеют право открывать лишь члены семьи.
— Но ведь для расследования можно сделать исключение… — попыталась я возразить.
— Категорически запрещено, — резко оборвал меня Евгений. — Никому, кроме ближайших родственников — родителей, супругов и детей — нельзя даже приближаться к месту хранения усопших. У всех остальных возможность проститься с умершим будет на похоронах, которые традиционно должны пройти на четырнадцатый день после смерти. И Катерина, — в глазах Евгения блеснула настоящая угроза, — я настоятельно советую тебе не делать глупостей. Вокруг места хранения усопших стоит серьёзная охрана, а осквернение трупа — ужасный грех. Не усугубляй своё положение ещё больше. К тому же, в отчёте людей, занимавшихся транспортировкой тела, ты сможешь найти все интересующие тебя подробности.
— Хорошо, — решила я, что спорить с Евгением бесполезно. — В таком случае, просто ознакомлюсь с отчётом. Сейчас же, если вы не заняты, может пройдёмся до общежития? — Выжидающе взглянула я на учителя.
— Конечно, идём, — только и сказал он, вставая.
Пока мы шли к выходу из храма, лишь изредка обмениваясь короткими фразами, я думала о том, что разговор с Евгением подтвердил мои опасения: я действительно являлась главной подозреваемой. Есть только одна причина, из-за которой я всё ещё была не под стражей, и за которую вынуждена добавить МГИВ пусть и маленький, но всё же плюсик. Дело в том, что здесь не принято сажать тех, чья вина ещё не доказана каким-никаким, но всё же судом. Оно и понятно, ведь в МГИВ нет нужды переживать о том, что подозреваемый сбежит, сменит внешность и тому подобное. Метка верности — вот лучшая решётка для каждого из нас. В любой момент меня могут найти и вернуть, причинив при этом неимоверную боль. Другими словами, шансы сбежать у преступника — минимальные, если не нулевые.
Когда мы уже направлялись по тихой ночной улице к довольно аккуратному трёхэтажному зданию напротив храма, а восторженный голос Тири, не замолкая, дребезжал в моей голове, артефакт связи Евгения вдруг зазвенел ни с того ни с сего, несмотря на поздний час. Ответив на звонок и быстро переговорив с кем-то, учитель с извинением во взгляде посмотрел в мою сторону, после чего заявил, что ему нужно немедля отлучиться по срочным делам. Себе на замену Евгений вызвал свою верную собачку Кирилла, который также жил в этом общежитии. После того как минут через пять бугай к нам спустился, и Евгений дал ему распоряжение проводить меня в комнату брата Егора, учитель поспешил удалиться. Я ему даже ничего сказать не успела, лишь инстинктивно махнула рукой на прощание.
— Так значит, вы с Егором живёте по-соседству? — спросила я у Кирилла, как только мы направились к главному входу в здание. Получив утвердительный кивок, я продолжила: — Возможно, ты что-то слышал прошлой ночью? Какие-нибудь странные звуки, доносившиеся из его комнаты?
— Было кое-что, — ответил бугай, отчего-то непрерывно глядя себе под ноги. — Ближе к утру я проснулся от шума за соседней стеной, однако не обратил на него внимания, и опять заснул. Наверное, всё-таки следовало проверить.
— Ты не придал шуму значения? Почему?
— Да Егор себя в последние дни странно вёл! — заявил Кирилл, как будто оправдываясь. — Метался как ненормальный, какую-то ерунду рассказывал… Вот я и подумал, что он просто эмоции у себя в комнате выпускал! Я и предположить не мог, что там такое… Всё-таки Егор последние недели жил в постоянном страхе. Боялся, что его посадят пожизненно или даже приговорят к казни.
— А какую конкретно «ерунду» он говорил незадолго до смерти?