Война затишья не любит

Астманов теперь уже не мурашей гонял по спине, а пытался остановить мелкую дрожь в коленях. Это что же и в каком количестве нужно было вколоть в чистую афганскую задницу? Не с едой же дали снадобье… Хотя… Он припомнил, как бородач размял зеленую горошину эля и бросил его в чайник с черным чаем. Астманов пил зеленый чай, а Хайру Павел подливал в пиалушку крепкий черный чай (с кардамоном он обретает изысканный вкус, как и кофе). Ничего себе кардамон!

– Ну, говори… Ты ведь, Алиша, обрадовался, что эти деньги и золото помогут тебе попасть к Сары-тепа?

– Да. Я хотел представить дело так, будто знаю место, где люди Сеида Алимхана спрятали золото, и уговорить провести там поиски под видом реализации разведданных. Тем, кто туда пойдет, нужно оправдание, нужен успех, если сразу не получится. Найдут золото или оружие – пойдут еще раз и еще. Найдут только…

– Только не эти монеты? Ты прав. Возвращайся в Кабул. Постарайся побыстрее свернуть свои дела. Ты примелькался в Балахиссаре. Здесь готовь экспедицию на Сары-тепа. Найдут твои друзья там оружие, а золото, в николаевских червонцах, найдешь ты – вот и клад, и оправдание. Данные о подозрительной возне на этом участке пройдут через Павла. Сделаем такую небольшую утечку информации. Но получить ее должны только твои друзья, те, которые пойдут с тобой на Сары-тепа. Предупреждаю, скрытно не получится.

– Враг внутренний не дремлет? – усмехнулся Астманов.

– Если от вас к моджахедам перебежал целый начальник полковой разведки, то неужели ты думаешь, что он один действовал все это время? Вы становитесь такими же, как и все в этом мире.

В Кабуле, кстати, поищи в университетской библиотеке описание событий на севере Афганистана в двадцатых-тридцатых годах. Эта информация поможет тебе создать хорошую легенду. На самом деле здесь немало добра спрятано, но то, что нужно всем нам, скорее всего на Сары-тепа. И ключ к поиску у тебя. Ваджра откликнется только на человека, имеющего право ее хранить. Сейчас это ты.

Сплошной харам

В Кабуле, куда Астманов вернулся в назначенный срок, секретность поездки едва не пошла прахом: только приземлился кундузский борт, как за ним, под немыслимо крутым углом, плюхнулся на полосу ташкентский. И черт же дернул полюбопытствовать: нет ли там знакомых? Таковые оказались в лице полковника Зорькина. По этой причине пришлось рвать когти и садиться в первое попавшееся такси. Успел. А Зорькин, казалось, в спину дышал. Только показался на глаза Исейкину, как в коридоре эхом отозвалась команда «Смирно!». Астманов толкнул парашютную сумку под койку Исейкина и налил холодного чая в вычурно расписанную кофейную чашку. Мало того, что чай разил бергамотовым экстрактом – края чашки источали сладкий запах «Опиума» – фальшивых французских духов, популярных среди «интернационалисток». В дело, значит, пошли афошки. «Сервиз «Мадон», усатый гандон»… Сплевывать было поздно – в комнату заместителя вошел разгневанный Зорькин, и Астманов, проглотив «двойной парфюм», вытянулся в приветствии с расписной чашкой в руках.

– Астманов, с вами разговор особый, – с явной угрозой сказал Зорькин. – А ты, начальник «говорящего умывальника»… Астманов, идите… Ты, Исейкин, прямо сейчас скажешь, почему не пошла в эфир вечерняя программа.

– Последняя кассета вышла из строя, что я могу сделать? Восстановили, но ведь в любой момент…

Астманов не стал задерживаться в этом месте скорби и печали и неслышно вышел. Полковник, он и в Африке полковник. Даже умному начальнику не следует объяснять «почему», он уже все знает сам. «Ты начальник, я дурак» – не афоризм. Это заповедь. Вот и говорите, хотя бы про себя: «Дурак. Виноват. Исправлюсь». Содержание мыслей отразится на вашем лице и удовлетворит начальника. Но в армии лучше эти слова произносить громко и раздельно, поскольку невербальные реакции здесь слабо учитываются.