Война жреца. Том III. Финал

— Так что можете праздновать два дня в году. Случай один на тысячу, на самом деле. Очень крепкие у вас кости.

— Я поправлюсь? — только и смог спросить я.

— Конечно поправитесь, — сказал врач, усаживаясь на край койки и стягивая с лица маску, — смотрите, сейчас мы…

Но я его уже не слушал. Потому что на краю моей койки сидел брат Итан. Без фанатичного блеска в глазах, гладко выбритый, чуть потолстевший, но это был именно мой ненавистный служитель Единого. Дыхание перехватило, в висках застучало, монитор, подключенный моей руке и пальцу, мгновенно взвыл, оповещая о резком скачке давления и пульса.

— Эй! Эй! Антон Сергеевич! Антон Сергеевич! Успокойтесь! Неси…

Итан сказал что-то маленькой медсестре, которая пришла на зов моего соседа, после чего она унеслась мелкой рысью обратно на пост. Я расслышал только «травма», «шок» и «седатировать».

Меня быстро накачали каким-то препаратом, от чего веки набухли и потяжелели, а я — провалился в сон. Последнее, что я помнил — бейджик на форме реаниматолога, с которого на меня смотрел еще молодой Итан под именем Гурьев Иван Иванович.

Следующее пробуждение было уже более осознанным. Я все еще отказывался до конца верить, что Единый вытолкнул меня обратно в мой мир… Как он это сделал? И почему тут не прошло и недели, да и я, судя по всему, выглядел молодым человеком? Что со мной сделал брат Итан, тот самый Итан, там, в темнице?

Дальше потянулись больничные будни. Лечение перелома. После аварии у меня образовалось несколько трещин в черепе, но врачи уверяли, что кости срастутся. Приходили из полиции, провести опрос. Уже от молодого следователя, который записывал мой нудный рассказ о том, что я вышел из магазина, направился к своей квартире и…

— Так, Антон Сергеевич, давайте еще раз. Вы вышли из «Пятерочки» в районе десяти вечера и направились на съемную квартиру, где и проживаете, так?

Я только молча кивнул. Следователь посмотрел на меня, а потом снова уткнулся на листик регистрации опроса у себя на планшете для бумаг.

— Вы прошли от остановки и повернули во двор, шли по проезжей части…

— Может, и шел, я уже точно не помню.

— Так по проезжей или тротуару, Антон Сергеевич?

— По проезжей. Но это же двор, — вяло ответил я.

Все было как в тумане, хотя сейчас воспоминания стали проясняться.

— Что последнее помните? — спросил следователь.

— Свет фар. Я еще подумал, что кто-то в городе дальний умудрился включить… — автоматом ответил я.

— Так, значит запишем, что вы перемещались к дому по дворовой территории, однако из-за яркого света фар автомобиля не смогли оценить его скорость движения и расстояние до транспортного средства…

Дальше пошли казенные формулировки, которые молодой парень — мой ровесник — извлекал из своей головы, как фокусник достает зайцев из шляпы. И откуда они там берутся? Видимо, все пять лет в академии они тратят на то, чтобы научиться составлять такие сухие и однобокие протоколы. Или это врожденный талант к бумагомаранию?

После опроса в конце листа я накарябал левой рукой «с прочитанным ознакомился, с моих слов записано верно», поставил дату и некоторое подобие подписи.

Собственно, как только я чиркнул по бумаге, сотрудник внутренних органов потерял ко мне всяческий интерес. Для водителя светила уголовка: наезд на пешехода в дворовой зоне, причинение тяжких телесных — а трещины черепа, несколько переломов, частичная амнезия и кратковременная кома тянули именно на это — неоказание медицинской помощи. Тут был, как говорится, «верняк» и «палка», только если водитель не окажется горячим представителем какой-нибудь диаспоры или сыном прокурора. Но откуда им взяться в той жопе мира?

От медсестер я узнал, что скорую и полицию вызвала моя соседка по дому, которая как раз в момент происшествия выходила из подъезда вместе с мужем. Они же дождались приезда медиков, пообщались с полицейскими и вообще, выполнили свой гражданский долг. Кстати, тут мне тоже очень повезло: ударом меня отбросило на тротуар, где я и приложился головой о бетонную плитку. Учитывая нехитрый набор продуктов и пивко в пакете, меня могли просто принять за «уставшего» местного, и просто перешагивать через молодого алкаша, пока я бы умирал, лежа на земле. Тот факт, что эта пара видела момент наезда, собственно, и спас мне жизнь не меньше, чем бригада скорой и усилия реаниматологов уже тут, на месте, когда мне пришлось срочно сбрасывать внутричерепное давление.

Чем больше я слушал врачей и медсестер, тем больше понимал, насколько мне повезло. Миллиметр влево, миллиметр вправо, чуть большее усилие, не вовремя оказанная медицинская помощь — даже пять минут промедления — и надо мной бы сейчас был не белый потолок палаты, а полтора метра земли. Когда я более-менее пришел в себя, связались с моей матерью. Прилетела родительница в Москву уже на следующий день — вся опухшая и какая-то, не знаю, постаревшая.