Война Зоны

Видимо, Иггельд больше не подвергал мартышку действию излучателя, а сразу принес в медблок и уже сканировал ее голову. Я встал рядом с упершимся в стол Иггельдом, уставился в монитор, где проступало трехмерное изображение обезьяньей головы. Меня волновало одно-единственное место – проекция чуть выше уха, где на изначальном снимке темнело пятно опухоли. Сейчас, по сути, решался вопрос моей жизни.

Иггельд тоже замер, напрягся, взором вцепился в экран. Когда процедура завершилась, он издал радостный возглас и ткнул пальцем в пятнышко, которое было чуть больше горошины:

– Ты только посмотри! Опухоль уменьшилась в два раза! Я не верю своим глазам! Как думаешь, нам дадут нобелевку за это открытие?

«Вы будете жить», – улыбаясь, проговорила воображаемая красавица-медсестра, просматривающая мои анализы. Лысый скептик с осунувшейся физиономией, точь-в-точь мой первый лечащий врач-онколог, проворчал: «Рано радоваться. А если не рано, узнай, чем за излечение мартышка заплатила, она неспроста такая послушная и спокойная».

– Это нужно отметить! – Иггельд взял мартышку на руки, и она вскарабкалась ему на плечо, обняла его и принялась тыкаться мордой ему в шею.

Пить с ним было совершенно не с руки.

– С этой суетой совсем забыл сказать. По пути сюда я добыл редкий артефакт, который в простенькой сборке может дать совершенно незаменимую вещь…

– Какую? – без энтузиазма спросил Иггельд, похоже, он вообще не слышал моих слов, а если слышал, то не придал им значения.

– Пока трудно сказать. Похоже на телепорт, но не уверен.

– У нас есть нужные арты для сборки? – Иггельд почесал мартышку за ухом, от удовольствия она пустила слюну.

– Нужен не арт, нужна аномалия на поверхности.

Задумчивый Иггельд принялся мерить шагами комнату. Остановился, перевел взгляд на меня.

– Вот ты неугомонный! И почему тебе не живется спокойно, вечно тянет тебя куда-то. Например, Ремарка почитать. Ты дома, только когда болеешь. По правде сказать, мне это в тебе безумно нравится! Ты умрешь на бегу, а не в постели, ты все время развиваешься, растешь. Ты – настоящий человек, каким он и должен быть.

– А остальные? – осторожно поинтересовался я, рассчитывая, что Иггельд разговорится, когда будет затронута его любимая тема, но он не оправдал ожиданий, махнул рукой и уронил:

– Неразумные дети, но есть и с проблесками сознания.

– Дети добрые, – поддержал разговор я, пытаясь раскрутить его на откровенность.

Иггельд криво усмехнулся:

– Когда это они были добрыми? Дети – маленькие убийцы, они не осознают смерть, для них убить живое существо – что игрушку сломать. Вспомнилось, как я когда-то возвращался домой… еще тогда, в прошлой жизни, а возле дома была кишащая головастиками лужа, и мальчишки лет шести ловили их и убивали кирпичом, вокруг них валялись сотни расплющенных трупиков. Дети мучают кошек и птичек, потому что к животным ближе нас и одержимы жаждой убийства, разрушения. В детстве я топил муравьев и жег мокриц спичками, мне нравилось, как они краснеют, я тогда еще не осознавал, что такое смерть и боль, и не понимал, что отнимаю жизнь.

– Наверное, ты прав. Я отрывал крылышки мухам, – еще много чего вспомнилось, но говорить я не стал. – Представь, если бы всех этих детей воспитать правильно, рассказать, что мир вокруг них – живой. Они выросли бы, и мир изменился. Жаль, что взрослые безнадежно потеряны.

Иггельд вскинул бровь и посмотрел на меня, как на больного. Наверное, я подумал бы так же, если бы Иггельд вместо Бетховена или Вагнера включил скандинавский рок или шансон.

– Что ты думаешь делать дальше? – спросил я, сменив тему. – Будешь вести прием страждущих, размещать их в лаборатории и избавлять от недугов? По одному или толпой?

– Группами с идентичными заболеваниями, – радостно ответил Иггельд. – Хочу проверить на межпозвонковых грыжах, артрозах… Прежде испытаю на животных и лишь потом стану лечить людей.

Хотелось спросить, какая ему с этого выгода, но я сдержался. Скептик заговорил теперь уже голосом Пригоршни: «Ты только представь: тысячи, миллионы людей-зомби, тихих и здоровеньких, строят правильный чистый мир, где царит любовь и братство, а во главе этого мира – солнцеликий Иггельд. Разве это плохо? Они даже не догадаются, что это не их выбор, а воля кукловода. Ты согласен на такую участь?»

Я отогнал мысль, возразил, что пока ничего не доказано. Вот когда побываю под землей, увижу тамошнюю часть НИИ, если она вообще существует, тогда и можно будет делать выводы.

– Тебе нужны сопровождающие на поверхности? – поинтересовался Иггельд.

– Нет, я поброжу по безопасным окрестностям день-два, молния встречается довольно часто, так что займет у меня это скорее сутки, чем двое. Выдвинусь, думаю, завтра с утра, я еще недостаточно отдохнул.

– Правильное решение! – кивнул Иггельд, отвернул от себя слюнявую морду мартышки и обратился к Нюше: – Хватит уже! Я весь мокрый и скользкий.

Обезьяна послушалась, прижалась щекой к его щеке и зажмурилась, как влюбленная женщина, прикасающаяся к объекту страсти.