Воинский дискурс: три источника, три составные части

К великому сожалению, этого нельзя сказать о пехотном уставе 1797 года, который по духу был сплошным бумаготворчеством гатчинского типа. Из 102 глав «Воинского устава о полевой пехотной службе» только одна посвящена обязанностям офицеров в сражении, и это при том, что часть 12-я (последняя по порядку), которая собственно и описывает организацию службы в военное время, дотошно заботится «О генеральских столах в поле», «О числе офицерского экипажа в походе», «О долгах офицерских», «О денщиках и слугах» и проч. Единственная «боевая» глава устава начинается с интересного указания: «Подтверждается наистрожайше, не говорить и не шуметь и все темпы и обороты так делать, как в ученье (курсив мой. – С.З.) предписано» [67, с. 134].

Стремление все делать на войне, как на учениях, еще более ярко выразилось в очередном уставе, теперь уже александровского царствования. «Воинский устав о пехотной службе» (1811) требовал от офицера знать все, что предписано в разделах, посвященных обучению рекрута, строевому слаживанию роты и батальона, уметь командовать и хорошо разъяснять солдату все его обязанности согласно этим трем основополагающим «учениям». Овладевший строевой премудростью офицер почитался «свое дело знающим». До достижения совершенства оставалось, «чтобы во фронте офицер держал себя прямо и имел бы вид, приличный офицеру» [66, с. 7]. Через пару десятков лет из таких офицеров выросли командиры полков, о которых начальник штаба 2-й армии генерал П.Д. Киселев писал: «Невежество этих господ ужасное, особенно когда подумаешь, что рано или поздно они будут командовать тысячами человек, обязанных им повиноваться» [90, с. 46].

От унтер-офицеров творцы устава требовали только, чтоб они «умели с точностью делать все, что относится к солдатским ружейным приемам, к пальбе и маршу; они основательно должны знать также приемы ружьем по-унтерофицерски» [66, с. 8]. О том, как умело действовать этим ружьем в бою против неприятеля, не ограничиваясь «пальбой» в белый свет, о руководстве солдатами, о примере храбрости в бою и прочем, составляющем реальные обязанности унтер-офицеров, в уставе – ни слова.

Зато внимания солдатским обязанностям устав уделял достаточно. Почетное место в их ряду занимало умение держать себя в строю. Первый же урок рекрутского учения «О выправке или как должно что стоять солдату» так описывал строевую стойку: «Солдат должен стоять прямо, но непринужденно; каблуки вместе и на одной линии, столь плотно, сколько можно; носки равно врозь выворочены менее прямого угла так, чтобы большие пальцы ног были против выемки плеч (?); колени вытянуты, но не напирая оных; имея грудь и тело вперед, но не выставляя брюха; плечи назад равно опущены, не подымая вверх и не переменяя их положения, отчего наиболее зависит равенство всего фронта; руки лежали бы прямо и вольно, локти назад немного ближе к телу, не сгибая оных; ладонь немного выворочена, пальцы не согнуты и чтоб мизинец лежал на боковом шву штанов; голову держать прямо и непринужденно, подбородок прижать книзу, не закрывая однакож шеи; смотреть прямо перед собой в землю на 15 или 16 шагов» [66, с. 12–13].

Каждый элемент «фрунтовой науки» во избежание ошибок, могущих пагубно сказаться на боевых качествах солдата, тут же заботливо истолковывался; например, комментируя требование держать каблуки вместе столь плотно, сколько можно, прибавляли: «…люди, у которых ноги кривы или икра ноги очень толста, не могут стоять каблуками вместе» [66, с. 12–13].

Как будто и не было двух тяжелейших кампаний против Наполеона, как будто и не было сокрушительного поражения при Аустерлице, казалось, выставившего окончательную оценку прусской механике по типу «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert…» и показавшему, что война – не дефилирование по Царицыному лугу. Остается только поражаться, что армия, руководствовавшаяся уставом, в котором обучение стрельбе в цель занимает всего две страницы, смогла победить европейское ополчение, руководимое крупнейшим полководцем своего времени. Как поражает и мудрое замечание, предшествующее главе об обучении прицельной стрельбе: «…опыты научают, что и самые успехи в военных действиях много от совершенства в искусстве сем зависят» [66, с. 198].

Борьба с армией «двунадесяти языков» не нашла отражения ни в текстах переизданий пехотного устава, вышедших в 1813 и 1816 году, ни в «Воинском уставе о линейном учении» 1820 года, где также ни слова не говорится о храбрости, как важнейшем солдатском качестве, которое необходимо вырабатывать для воспитания победоносной армии: только марши, контрмарши, деплояды[48], построения и перестроения, захождения, вздваивания, смыкания и размыкания и команды, команды, команды… Они даже не содержат никаких указаний, как должна производиться собственно атака неприятеля.