Воинственные фейри

— Почему мы должны делать то, что ты говоришь? Ты предатель! — огрызнулся Брайс, и крупный минотавр Рассел Ньюмун, стоявший позади него, кивнул в знак согласия. Этот парень всегда поддерживал Брайса в классе, когда тот задирал Юджина Диппера, и мне не нравилось его наглое лицо.

Я взглянул на Итана рядом со мной, чтобы оценить реакцию моего секунданта на это, и он поднял подбородок выше, когда все больше моих людей начали гневно кричать о моих сегодняшних действиях.

Мне было плевать, что они думают обо мне, но я вдруг понял, что мне не все равно, что думает Итан. Я хотел его преданности; он был человеком слова и Альфой, с которым я мог смотреть правде в глаза. Но если бы он тоже ополчился против меня, он был бы первым, кто истекал кровью.

— Говори, Шэдоубрук, — приказал я, и толпа затихла, чтобы дать ему возможность говорить.

Голубые глаза Итана окутала тьма, когда он повернулся ко мне. На его плоти все еще была кровь, оставшаяся после боя, а на губах плясала ухмылка, словно он сейчас был в своей стихии. Он сражался без вопросов, яростно и со своей стаей за спиной, прорываясь сквозь ряды Феликса, как пушечный огонь. Он ни на секунду не сомневался в моих приказах. Но, возможно, сейчас он сомневался в них.

— Райдер — наш король, — властно рявкнул он. — Любой, кто скажет, что это не так, должен заплатить за эти слова, — его стая завыла в знак согласия, и многие из моих людей тоже поддержали меня.

Интересно.

Я кивнул, медленно повернув голову, чтобы посмотреть прямо на Брайса и фейри, все еще группировавшихся вокруг него, четко определяя себя от остальных. — Ты все еще осмеливаешься выступать против меня, Брюс?

Он сверкнул глазами на имя, которое я использовал, чтобы унизить его, и сделал глупый шаг ко мне. — Мы заслуживаем объяснений за предательство, свидетелями которого мы стали сегодня вечером.

— Я ничего тебе не должен! — прорычал я, заставив толпу вздрогнуть в ответ, а Брайс чуть не выпрыгнул из своей кожи. — Я ваш король. Так что если вы хотите восстать против меня, то вперед, — я широко раскинул руки и медленным шагом направился к нему, давая возможность напасть. Я бы насладился схваткой, раздавил бы его со всей силы и оторвал бы его голову от шеи, чтобы доказать свою правоту. Но он не напал на меня. Он сжался, как трус, которым он и был, оглядываясь налево и направо в поисках подкрепления, которое теперь быстро покидало его.

Я шел вперед, пока не оказался нос к носу с ним, глядя вниз с высоты своего роста и оскалив зубы.

— На колени, — приказал я, и его глаза вспыхнули непокорностью. Неповиновение, которое я бы вырезал, как гниль.

Если я собирался заставить своих людей охотиться в городе за моей девочкой сегодня ночью, с этим нужно было разобраться быстро. Я не хотел, чтобы предательские слова были переданы Скарлет, которая, как я уже подозревал, предала меня. Нет, это было деликатное дело, и смерть не могла быть решением сразу же. Это может вызвать еще большее восстание. Страх был тем инструментом, который мне был нужен.

Брайс колебался, прежде чем опуститься на колени, и я смотрел на него, пока толпа отступала назад, чтобы дать мне больше пространства. Я чувствовал, как меняется власть в комнате, их уважение ко мне заставляло их подчиняться. Но сегодня уважения было недостаточно. Им нужно было напоминание о том, почему я был самым страшным фейри в Алестрии.

Я указал на Минотавра, который поддерживал Брайса, приглашая его вперед. — Имя? — потребовал я у него, хотя и знал это. Но я не собирался позволить ему думать, что хотя бы одна клетка моего мозга отведена для него.

— Рассел, — сказал он, тяжело сглотнув, глядя мне в глаза, в которых мелькнул гнев, пробудивший во мне демона.

Я выбросил из руки деревянное лезвие, острое как нож, и швырнул ему. Он неловко перехватил его, и с ужасом вскрикнул, держа его так, словно это был проклятый предмет.

— Ты отрежешь собственное ухо, прежде чем я закончу избивать Брайса, или ты пожалеешь об этом, Рассел, — сказал я ему просто.

Он задохнулся от ужаса, а Брайс вздрогнул, когда я ударил его кулаком в лицо. Слово боль на костяшках пальцев врезалось в его челюсть. Он упал на землю, и я прыгнул на него, колотя кулаками по его телу, а он принимал все это, как хороший маленький засранец, даже не пытаясь бороться со мной, пока я проливал его кровь, упиваясь его болью.

— Я не слышу никакой резьбы! — прорычал я на Рассела, и он взвыл, начиная умолять. Черт, я ненавидел, когда они умоляли. Это вызывало у меня отвращение.

Я избивал Брайса до крови, дыхание становилось тяжелее, когда я думал об Элис, о том, что этот гребаный мудак в халате увел ее у меня. Мои удары стали смертоносными, я дробил кости и заставлял его кричать так громко, что сотрясались стены. Но ничто не могло проникнуть за пределы моего пузыря, и даже если бы это произошло, я сомневался, что в этой школе найдется кто-то достаточно мужественный, чтобы прийти и спасти его от меня.