Воинствующая олигархия США против всего мира и нас

Жестокость фашистского режима, как и сам фашизм (национал-социализм) не была случайным явлением, спонтанно возникшим из идеи одного человека и его сообщников, – она была подготовлена всей историей западноевропейского милитаризма, где, однако, всегда выделялось прусское юнкерство. Бывший немецкий полковник, командир одного из полков 6-й армии Паулюса Л. Штейдле уже после войны, все обдумав, писал: «Годы между 1914 и 1945 не раз называли новым вариантом Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.)… Параллели возникают сами собой, если вникнуть в то, какой всеобъемлющий характер приняло падение морали в это тридцатилетие. Если уже тогда, согласно с так называемой военной целесообразностью, совершенно произвольные расстрелы военнопленных и заложников, грабежи и мародерство мотивировались «правом», если целое поколение училось мыслить и чувствовать исходя из такого ложного понимания права, то удивительно ли, что следующее поколение разработало технику уничтожения всего живого, массовых убийств и выжженной земли». Даже блицкриг, как и главные идеи плана «Барбаросса» позаимствованы из опыта прошлого немецкого Генштаба. Еще в 1905 году, учитывая печальный опыт поражения России на Востоке и убедившись в слабости ее армии (как похоже на 40-е годы), начальник Генерального штаба германской армии фон Шлиффен выдвинул идею войны на два фронта в форме блицкрига: сперва неожиданно и всеми силами сокрушить Францию, а потом, развернувшись, столь же быстро сокрушить русскую армию, окружить ее у границы и уничтожить, не дав ей «уползти» вглубь российских пространств – иначе судьба Наполеона, опасался Шлиффен, повторится, но уже немцами. Блицкриг у Шлиффена в четырнадцатом не удался, – Францию спасла русская армия, как всегда неподготовленная, она двинулась на Пруссию и, спасши Париж, сама погибла в клещах Гинденбурга. И в 1939 году Франции предлагалась та же помощь России с еще не подготовленной к войне армией, но тут антикоммунистические настроения безвольного маршала Петена возобладали над здравым смыслом: Франция была сокрушена, а Россия получила еще два года передышки. Но это уже нюансы истории, которая, однако, поразительно повторяется. А народ? Он что же, безмолвствует? Нет, народ вопит, причем громче всего все в той же Германии, и ничего особо нового в его вопле не слышно: все тот же националистический психоз – и в четырнадцатом, и в сорок первом, и даже в сорок третьем: зиг хайль! Даешь тотальную войну! Хваленая европейская культура сползала с народа как шелуха, а под ней – первобытный зверь и вопль: убей! Как бы обобщая такого рода «феномены», поэт Максимильян Волошин писал:

Лохматый и косматый зверь,
сойдя с ума, очнулся человеком –
опаснейшим и злейшим из зверей.

Рейхминистр военной промышленности Альберт Шпеер хорошо знал и Гитлера, и немецкий народ, поэтому правильно определил, где были причины войны. «И Гитлер, и Геббельс, – писал он в своих мемуарах, – умели освобождать инстинкты толпы и играть на страстях, тлеющих под тонким слоем приличий…. Однако с высоты сегодняшнего опыта я вижу, что на самом деле сама толпа формировала и направляла этих политиков в соответствии со своими страстными желаниями и мечтами». Да, вот даже Геббельс, выходя из Спорт-Паласа, где толпа, разогретая им, вопила «Зиг хайль! Победа или смерть!», сказал: «Это был час идиотизма!». Сейчас уже даже в западных СМИ утверждается, что гестапо не могло бы выполнять свою истребительно-преступную роль без активнейшей роли основного населения страны – каждый сосед следил за соседом и доносил на него в полицию и гестапо. В такой среде очень легко было стать Гитлером, и он стал. Шпенглер, давший мотив критики упадочной культуры Европы Гитлеру, не принял национал-социализма, понимая, что там нет ни национализма, поскольку Гитлер презирает свой народ, ни социализма, поскольку он как чумы боится социальной революции (это, кстати, в речи 3 июля 1941 года сказал и Сталин).

Но закат Европы, ее культуры, трансформирующийся в технотронную цивилизацию, пронизанную погоней к наживе, продолжается. Рассвет можно было ждать с Востока, и такие надежды у Европы были, но и там темно…

Очерк 5. Антинародный характер власти олигархии США