Войнуха

Ушли, подумал он с тоской. Ушли и бросили.. Пришли, посмотрели, что тут делается, и ушли. Будто так и надо. Будто иначе нельзя. Да люди ли вы?! Можно ли, увидев все это, только сочувственно повздыхать, развести руками и уйти? Даже не попытавшись хоть чем-то помочь?

Он прикрыл глаза и представил, как за пределами атмосферы, в безвоздушном, пустом, без единого звука, без этого воющего ветра и колючего песка в лицо, пространстве, в полном соответствии с Положением КВВЦ тает патрульный корабль. Его корабль. Он зажмурился. Один. На тысячи парсеков... Айя зашевелилась в своем гамаке и сквозь сон зачмокала губами.

- М-м... м-м... Дылда... м-м...

Донован встрепенулся.

- Что? - осторожно спросил он, но в ответ услышал только успокаивающееся детское посапывание. Намаялась за день, подумал он. Устала.

Он снова лег. Нельзя мне сейчас отчаиваться. Нельзя. Знал, на что идешь. Впрочем, знал ли? Делать тут что-то нужно, чтобы прекратить, эту бессмысленную бойню, а не сидеть, сложа руки и ждать, пока через два месяца сюда прибудет экспедиция KBBЦ. Тогда уже будет поздно. Он вздохнул и потер пальцами виски. Голова болит... Есть вообще-то одна мысль: клин клином вышибать. Игру игрой. Только вот какой? Какая игра для детей увлекательней, ну пусть хоть на чуть-чуть притягательней, чем игра в войну? Он перебрал в голове все детские игры, которые ему приходилось разучивать с детьми в детском саду, но так ничего подходящего и не нашел. Был бы цел Купол, можно было бы собрать народец и показывать им целыми днями Землю, чтобы хоть на время отвлечь их от войнухи... А так, ну что он один может сделать? Ни краулера, ни защитного шлема... Хотя, может быть, это все и к лучшему, что нет у тебя ни краулера, ни защитного шлема. К ним нужно идти открыто, не прячась, с чистыми руками, открытой душой и добрыми помыслами.

Донован вздохнул. Именно с добрыми помыслами... А сейчас тебe нужно спать, подумал он. Выспись-ка получше. Утро вечера мудренее. Сегодня тебе все равно ни до чего толкового не додуматься.

И он закрыл глаза. Сперва перед глазами была темнота, почти такая же, как и в кампалле, такая же черная, но в то же время какая-то ватная, застойная, не ограниченная тростниковыми стенами, беспредельная, как Вселенная. В ней не было ни кругов, разноцветных и наплывающих друг на друга, ни мерцающих точек - мозг Донована настолько устал, что не проецировал на темноту уже ничего. Но затем темноту все-таки заволокло серым туманом, и из него выступило лицо Кирша.

Кирш уже давно ждал его. Очень давно...

"Зачем ты меня ждешь? - спросил Донован. - Зачем ты вообще пришел?"

Кирш молчал. Глаза его смотрели пусто, с безграничной усталостью. Как тогда.

"Ни к чему тебе было приходить. Я не звал тебя".

Кирш вздохнул.

"Поговорим?"

"О чем? О чем мне с собой говорить? О Войнухе? Наговорились..."

"О Войнухе".

"Не хочу. С тобой - не хочу".

Кирш снова вздохнул.

"Спасибо тебе,- сказал он. - За арлет. Сам бы я не смог".

Донован застонал.

"А я смог?! А я, тебя спрашиваю, смог?! Уходи!"

Он замотал головой, открыл глаза, и Кирш пропал. Тяжело дыша, Донован заворочался в гамаке, вытер со лба холодный пот. Вспомнилось: "...и совесть меня не будет мучить". Он скрипнул зубами. Да, не будет.

Чтобы хоть как-то успокоиться, он начал про себя считать числа, сбился, еще раз начал считать и снова сбился. Нет, сказал он сам себе, это не поможет. Давай что-нибудь другое. Можно, конечно, стихи. Только чтобы они были отрывистые, резкие. Он вспомнил бешеную гонку по Городу и свистопляску в памяти киршевой песенки "Испытательный полигон". Нет, подумал он, хватит с меня стихов.

Донован снова заворочался в гамаке и тут, сквозь завывание ветра и шелест песка за стенами кампаллы, услышал тоненький мышиный писк. Он приподнялся на локтях и прислушался. Пищало в кампалле. Тогда он протянул руку над собой, погладил светляк, и он загорелся блеклым оранжевым светом. Писк доносился из под одежды, брошенной на один из пуфиков, словно какой-то зверек забрался в нее, запутался и не может теперь выбраться.

Донован вздохнул, вылез из гамака и приподнял одежду. Hикого. Тогда он осторожно тряхнул, и тотчас кто-то тяжелый прошелестел по складкам куртки, прыгнул на пуфик и, мигая зеленым светящимся глазом, скатился на пол.

Донован остолбенел. На полу лежал карманный передатчик, пищал и подмигивал сигнальной лампочкой.

Кто это? Кто это может быть, ошеломленно подумал он. Нагнулся, взял в руки передатчик и машинально утопил клавишу приема. Передатчик еще раз мигнул, и тотчас пространство кампаллы заполнила рубка корабля.

Прямо напротив Донована сидел Нордвик, взъерошенный, злой, с черным от бессонницы лицом и красными набухшими глазами.

- Наконец-то,- вздохнул он и привычным жестом потрогал свое изуродованное ухо. - Здравствуй, Донован. Уменьши изображение батареи передатчика еще понадобятся.

Донован послушно покрутил ручку регулятора. Ярко освещенная рубка пропала, снова появились стены кампаллы, и только посередине, в своем кресле, остался сидеть Нордвик, фосфоресцирующий, как привидение,- освещение в рубке было гораздо сильнее.