Воины

Имя едва-едва успело слететь с губ Клайна, когда он выстрелил Рурку в грудь. Он нажал на спусковой крючок чисто машинально — то был результат бесчисленных тренировок, после которых чувство самосохранения опережает всякую мысль.

Рурк отлетел, ударился об стену и сполз по ней, оставляя кровавую полосу. Он, щурясь, взглянул на Клайна, как будто силился что-то разглядеть, а у него уже темнело в глазах.

А потом вздрогнул и застыл.

— Рурк... — повторил Клайн.

Он вышел в открытую дверь, выстрелил в легионера-противника и ринулся в хаос улицы, надеясь умереть.

Битва продолжалась и на следующий день. К закату вишистский легион был разбит наголову. Дамаск перешел в руки союзников.

Изможденный, с засохшими струпьями на спине, Клайн лежал вместе с другими легионерами на груде камней, оставшихся от какого-то дома. Среди развалин трудно было отыскать удобное место. Легионеры вытряхивали последние капли воды из своих фляжек и жевали последние черствые галеты.

Когда солнце село и на небе появились холодные звезды, Клайн стал смотреть в бесконечное пространство. Его озадачили сообщенные сведения о потерях. На его стороне был убит всего двадцать один легионер и еще сорок семь ранено. А с противоположной стороны погибло сто двадцать восемь легионеров и было ранено семьсот двадцать восемь.

Разница была настолько велика, что Клайн не мог уразуметь, как так получилось.

«У них было полно времени на устройство линий обороны в городе, — подумал Клайн. — Они могли прятаться от пуль за зданиями, а мы атаковали их по открытому пространству. Мы были ходячими мишенями. У них были все возможности остановить нас до того, как мы добрались до стен».

Тут его посетила нервирующая мысль. «А может, они нарочно уклонялись? Может, они стреляли мимо? Просто делали вид, а на самом деле хотели закончить бой как можно скорее, насколько это возможно было без ущерба для гордости?»

Клайну вспомнился их с Дурадо разговор о том, понимают ли солдаты из вишистского Легиона, что они выступают на неправой стороне, стороне агрессора, стороне захватчиков.

Снайперы, которых Клайн видел в окнах и на крышах, — неужели они стреляли, не целясь? Неужели они искали достойного способа проиграть этот бой?

Клайн вспомнил, как был захвачен врасплох, когда Рурк вбежал в ту разгромленную комнату. Клайн выстрелил в него чисто рефлекторно. И теперь, напрягая память, Клайн пытался вспомнить, как Рурк держал ружье. Поднимал ли он его, чтобы выстрелить? Или опускал, чтобы приветствовать друга?

Сказать это было невозможно. Все произошло слишком быстро.

«Я сделал то, чему меня учили, — подумал Клайн. В следующее мгновение Рурк мог выстрелить в меня.

Но опять же. «Мог» — не обязательно значит, что выстрелил бы.

Что для него значило больше: наша дружба или долг легионера? Или, может, просто вбитые в него навыки заставили бы Рурка нажать курок?»

Глядя в небо, Кларк заметил, что звезд стало еще больше. Их блеск сделался более холодным — и более горьким, — когда Кларка посетила новая, еще более беспокоящая мысль. Он вспомнил те беседы, когда они с Рурком говорили о спасении.

«А во что верят баптисты?» — спросил Рурк.

«Что Бог наказывает нас за наши грехи», — ответил Клайн.

Клайн заподозрил, что это было еще одним наказанием Божьим — ситуация, толкнувшая его на убийство друга.

«А что насчет спасения думают католики?» — спросил Клайн.

«Мы говорим, что сожалеем о своих грехах и делаем что-нибудь но искупление, чтобы доказать, что говорим всерьез», — ответил бывший алтарник.

Искупление.

Подумав об умершей жене и дочери, о мертвом охраннике банка, о Рурке, Клайн пробормотал срывающимся голосом:

Я сожалею.

Роберт Силверберг

Солдаты всех времен и народов знали, что неофициальный девиз армии — «Поспешай и жди». А что, если вы только и делаете, что ждете? И ждете. И ждете...

Роберт Силверберг — один из самых известных современных авторов научной фантастики, создавший десятки романов, антологий и сборников рассказов. В качестве писателя и редактора (он был редактором первых антологий «Повое измерение» — возможно, самой известной серии антологий нашего времени) Силверберг был одной из самых значительных фигур эпохи семидесятых, пришедшей за «новой волной», и остается на переднем крае до нынешнего времени. Он получил пять премий «Небьюла» и четыре премии «Хьюго», а кроме того — престижную премию СФВА, «Грандмастер».