Войны античного мира: Походы Пирра

Глава VII.

ЦАРЬ ПИРР В БОРЬБЕ С РИМОМ И ОБЪЕДИНЕНИЕ ИТАЛИИ

Во времена бесспорного всемирного владычества Рима греки часто раздражали своих римских повелителей, выдавая за причину римского величия ту лихорадку, от которой Александр Македонский умер 11 июня 431 г. в Вавилоне. Так как воспоминания о том, что на самом деле случилось, были далеко не утешительны для греков, то они охотно предавались мечтаниям о том, что могло бы произойти, если бы великий царь привел в исполнение то, что замышлял незадолго до своей смерти, — направил свое оружие против Запада и со своим флотом стал оспаривать у карфагенян владычество на морс, а со своими фалангами — у римлян владычество на суше. Нет ничего невозможного в том, что Александр действительно носился с такими замыслами. В кораблях и в войске не было у него недостатка, а с такими возможностями самодержцу трудно не искать повода к войне. Было бы достойно великого греческого царя, если бы он защитил сицилийцев от карфагенян, тарентинцев от римлян и прекратил морские разбои на обоих морях; италийские послы от бруттиев, луканов и этрусков[100], появлявшиеся в Вавилоне в лице бесчисленных послов от разных других народов, доставляли Александру довольно много удобных случаев, чтобы познакомиться с положением дел в Италии и завязать там сношения. Карфаген, у которого было так много связей на Востоке, неизбежно должен был привлечь к себе внимание могущественного монарха, и Александр, по всей вероятности, имел намерение превратить номинальное владычество персидского паря над тирской колонией в фактическое; недаром же подосланный из Карфагена шпион находился между приближенными Александра. Но все равно, были ли это одни мечты или серьезные замыслы, царь умер, не занявшись делами Запада, а вместе с ним сошло в могилу и то, что было у него на уме. Лишь в течение немногих лет грек соединял в своих руках всю интеллектуальную силу эллинизма со всеми материальными силами Востока; хотя труд его жизни — эллинизация Востока — и не погиб с его смертью, но только что созданное им царство распалось, а возникавшие из этих развалин государства хотя и не отказывались от своего всемирно-исторического призвания распространять греческую культуру на Востоке, но среди непрерывных раздоров эта цель преследовалась слабо и заглохла. При таком положении дел ни греческие государства, ни азиатско-египетские не могли помышлять о том, чтобы стать твердой ногой на Западе и обратить свое оружие против римлян или против карфагенян Восточная и западная системы государств существовали одна рядом с другой, не сталкиваясь между собою на политическом поприще; в особенности Рим оставался совершенно в стороне от смут эпохи диадохов. Устанавливались только экономические сношения; так, например, родосская республика — главнейшая представительница нейтральной торговой политики в Греции и вследствие того всеобщая посредница в торговых сношениях той эпохи непрерывных войн — заключила в 448 г. договор с Римом; но это был, конечно, торговый договор, весьма естественный между торговой нацией и владетелями берегов церитских и кампанских. Даже при доставке наемных отрядов, обыкновенно набиравшихся для Италии и в особенности для Тарента в тогдашнем главном центре таких вербовок — Элладе, имели весьма незначительное влияние политические сношения вроде, например, тех, какие существовали между Тарентом и его метрополией Спартой; эти вербовки наемников вообще были не что иное, как торговые сделки, и хотя Спарта постоянно доставляла тарентинцам вождей для войн в Италии, она вовсе не была во вражде с италиками, точно так же как во время североамериканской войны за независимость германские государства вовсе не были во вражде с США, противникам которых продавали своих подданных.