Воины Беловодья

Но, какой бы силой ни обладала Шейла, она его собака, и справляться с упрямицей Кириллу не впервой. Впрочем, прикрикивать на нее он отчего-то не стал. Просто распахнул дверь и шагнул в темный проем. Халат трещал — в него бульдожьей хваткой вцепилась Шейла. Кирилл медленно вышел на крыльцо, таща за собой тяжелую, упирающуюся мощными лапами кавказскую овчарку.

«Странно… — где-то в глубине разума мелькнула мысль. — Зачем Шейла меня останавливает? Ведь мне надо идти дальше, туда, на крепостную стену. Что на нее нашло? Ведь она послушная…»

Выйдя на полукруглое, вымощенное мрамором крыльцо, Кирилл остановился. «Надо передохнуть, и так идти тяжело, а тут еще и Шейла».

Кирилл стоял, неторопливо оглядываясь. Холодный свежий воздух немного привел его в чувство. Из головы исчезла липкая муть. Сознание прояснялось. Но желание подняться на крепостную стену не исчезало.

Высоко в небе неторопливо переливался синеватый, казавшийся призрачным и потусторонним свет. Изредка в нем проскальзывали всполохи. Будто сверкали грозовые зарницы. Ни звезд, ни луны…

Кирилл медленно направился в сторону крепостных ворот. Идти мешала Шейла. Овчарка ну никак не хотела разжать клыки и выпустить полу халата. Ротвейлер Грей трусил поодаль. Порой оглядывался и сверкал своими глазищами.

«Ох, ну почему она не разожмет пасть и не скажет, что ей надо? — скользнула отдаленная мысль. — Чего уж проще?» Кирилл хоть и мало, но уже стал кое-что соображать.

«Все правильно, как только проснулся, я хотел выйти из замка в долину. Потом решил — зачем выходить за ворота? Я ведь могу просто подняться на стену и оттуда посмотреть, что это меня так неудержимо влечет. Значит, идем наверх».

Неподалеку как раз находилась широкая пологая лестница, ведущая на огораживающую замок стену. Кирилл направился к ней. Шейла, видя, что ее вожак не собирается выходить за пределы замка, сразу же разжала пасть и выпустила многострадальный халат. Собака довольно уркнула и виновато завиляла пушистым хвостом. Мол, ты уж прости меня, виновата — вон какую роскошную одежку попортила, но так лучше.

Путь наверх казался тяжелым, не то что вечером, когда он поднимался с монахом Яковом. Кирилл дышал так же тяжело, как бедный Яков накануне. На крепостной стене поджидал ротвейлер Грей. Глаза его уже не вспыхивали.

Вид сверху поразил Кирилла. От неожиданности он намертво вцепился в каменный зубец. Волосы затрепетал пронизывающий ледяной ветер. А Кирилл стоял и смотрел на то место, где еще вчера вечером простиралась долина.

Сейчас он ее не видел. Не видно ни утеса, ни лунной дорожки на море, ни маленьких багряных осенних рощиц. Не видно темных крыш ночного городка.

Все изменилось. В долине он видел лишь какое-то тускловатое свечение над землей, а в нем переливались огоньки. Их еще называют блуждающими. Порой земля как бы исчезала и вместо нее возникал бездонный провал, а в нем лишь клубились озаряемые синими сполохами черные рваные облака.

И замок величественным кораблем плывет в бездне. А черные облака медленно обтекают его со всех сторон и уходят вниз, под основание стен.

Из этой черной облачной бездны доносились далекие стоны и надсадные вопли. Кирилл понял — это от невыносимых страданий кричат люди.

Вторгались иные звуки: тихо позвякивали цепи. Слышались шаги. Побрякивали связки ключей. Порой скрежетали ржавые петли распахиваемой железной двери. А потом дверь будто бы гулко захлопывалась.

Затем долина вновь возникала, и снова земля тускло светилась, и по ней, будто светлячки, с место на место перебегали блуждающие огоньки. Перебежит, застынет, а потом снова в путь — к одному ему ведомой цели. Что творится внизу, Кирилл не понимал.

Ночной воздух и шлифованные камни под ногами Кирилла задрожали. Будто бы их сотрясли удары огромного невидимого колокола. Когда вибрация стихла, неслышимый для уха удар раздался еще раз. Уже сильнее. Кирилл ощутил, как сотряслись толстенные каменные стены замка. Потом еще удар, еще…

Тело Кирилла вдруг охватила промозглая ледяная сырость. Он внезапно осознал, что это не зимний холод. С ним он имел мало чего общего. Такая затхлая сырость стоит в глубоких подземельях, а может, в могилах. Хотя лежать в могиле Кириллу пока как-то не доводилось. Ни просто так, ни в качестве покойника, разумеется.

Этот промозглый ледяной холод как-то неожиданно и окончательно привел Кирилла в чувство. Он покачал головой, мол, надо же, что это со мной такое творилось, и взглянул на собак.

Ротвейлер Грей стоял рядом и с любопытством смотрел ему в лицо. Глаза у собаки уже не вспыхивали рубиновыми огнями. Они выглядели мудрыми и усталыми. Грей что-то ждал от него. И Кирилл вдруг понял, что этот ротвейлер очень умен, что это самая умная собака, которую ему когда-либо доводилось встречать. Что разум ротвейлера острей человеческого — он более глубокий и совершенный. Что он владеет такими знаниями, которыми никогда не будут обладать люди.

Грей смотрел на Кирилла снисходительно — так смотрит взрослый человек на расшалившегося ребенка. Мол, развлекайся, малыш. Придет время, и ты поймешь многое.