Воины бури

Он помедлил, словно дожидаясь ответа. За спиной у него обрушилась мачта, испуская тучи искр и черного дыма. А Рагналл все ждал. Но я молчал, и тогда он развернул коня и скрылся за огненной пеленой.

– Чтоб ты сгорел! – в сердцах буркнул я.

– Но зачем он оставил людей на Эдс-Байриге? – вспомнил Финан.

Обескураженный арьергард на нашем берегу не оказал сопротивления. Северян было намного меньше, и их женщины умоляли мужчин бросить оружие. Мост за моей спиной наконец разрушился, и горящие корабли поплыли по течению. Я сунул Вздох Змея в ножны, взобрался в седло и завел Тинтрега в гущу перепуганных пленников. Большая часть моих людей спешилась и подбирала мечи, копья и щиты, однако молодой Этельстан оставался верхом, как и я, и прокладывал себе дорогу через поникшую толпу.

– Господин, что нам с ними делать? – спросил он у меня.

– Ты принц, – напомнил я. – Ты и скажи.

Он пожал плечами и обвел взглядом испуганных женщин, плачущих детей и подавленных мужчин. Глядя на него, я отметил, что из шаловливого ребенка Этельстан превратился в сильного и красивого юношу. Он просто обязан стать королем, подумалось мне. Это старший сын своего отца, короля Уэссекса, человек, который сам должен править.

– Мужчин убить, детей в рабство, женщин приставить к работе? – высказал предположение Этельстан.

– Обычно так и делают, – согласился я. – Но это земли твоей тетушки. Ей решать.

Я заметил, что Этельстан смотрит на одну девчонку, и передвинул коня, чтобы лучше видеть. То была милая крошка с копной непослушных русых волос, невероятной голубизны глазами и чистой гладкой кожей. Она держалась за юбки женщины постарше, видимо матери.

– Как тебя зовут? – спросил я у девчушки по-датски.

Ее мать начала рыдать и причитать: и упала на колени, обратив ко мне заплаканное лицо:

– Господин, у меня, кроме нее, ничего нет!

– Цыц, женщина! – рявкнул я. – Ты даже не представляешь, как повезло твоей дочери! Как ее имя?

– Фригга, господин.

– Сколько ей лет?

Мать замялась, явно намереваясь солгать, но я рыкнул, и она выпалила:

– Мой господин, на день Бальдра исполнится четырнадцать.

Праздник Бальдра отмечается в середине лета, так что девчонка вполне созрела для брака.

– Веди ее сюда, – приказал я.

Этельстан нахмурился, решив, что я приглядел крошку для себя, и, признаюсь, меня подмывало такое искушение, но я преодолел его и подозвал слугу принца.

– Привяжи девчонку к хвосту твоей лошади, – велел я ему. – Ее не трогать! Вреда не причинять! Ты отвечаешь за нее, понял?

– Да, господин.

– Теперь насчет тебя. – Я обратился к матери. – Стряпать умеешь?

– Да, мой господин.

– Шить?

– Конечно, мой господин.

– Тогда оставайся при дочери. – Я повернулся к Этельстану. – Только что твой двор увеличился на пару душ, – сообщил я ему, потом еще раз посмотрел на Фриггу и подумал, что ублюдку повезло. Хотя он и не ублюдок вовсе, а законнорожденный сын короля.

Среди расположившихся южнее всадников раздались радостные возгласы. Я провел Тинтрега между пленниками и увидел, что отец Фраомар, духовник Этельфлэд, делает какое-то объявление. Он был верхом на серой кобыле, масть которой сочеталась с седыми волосами самого священника. Рядом с ним располагалась Этельфлэд, улыбнувшаяся мне.

– Радостные вести, – сказала она.

– Какие?

– Хвала Господу! – провозгласил отец Фраомар. – Люди на Эдс-Байриге сдались!

Я ощутил разочарование, поскольку предвкушал драку. За стенами Эдс-Байрига Рагналл оставил, похоже, значительный отряд – видимо, с целью удержать за собой вновь отстроенный форт, и я собирался предать гарнизон смерти в порядке предостережения остальным сторонникам ярла.

– Сдались?!

– Да, слава Господу!

– Значит, Мереваль внутри форта?

– Пока еще нет!

– Что ты имеешь в виду под своим «пока еще нет»? Они ведь сдались?!

Фраомар улыбнулся:

– Господин Утред, это христиане! Гарнизон состоит из христиан!

Я нахмурился.

– Да пусть они хоть жукам-долгоносикам поклоняются, мне плевать! – отрезал я. – Если враги сдались, наше войско должно находиться в стенах форта. Так?

– Будет, – ответил священник. – Обо всем уже договорено.

– О чем?

Этельфлэд смутилась.

– Они согласились сдаться, – объяснила она, поглядев на духовника в поисках поддержки. Фраомар кивнул. – И мы не воюем с христианами, – закончила Этельфлэд.

– Я воюю, – зло бросил я, потом подозвал слугу. – Годрик, труби в рог! – Годрик покосился на Этельфлэд, ожидая разрешения от нее, и я с размаху врезал ему по затылку. – Рог! Труби!

Он торопливо задудел, и мои воины, разоружавшие врага, побежали к лошадям.

– Господин Утред! – запротестовала Этельфлэд.

– Если они сдались, значит форт наш, – заявил я. – Если форт не наш, то они не сдались. – Я посмотрел на Фраомара. – Так как обстоит дело?

Ответом было молчание.

– Финан, веди людей! – приказал я и, не обращая внимания на Этельфлэд и священника, погнал коня на юг.

Обратно к Эдс-Байригу.

Глава пятая

Мне стоило догадаться, что за всем стоит Хэстен. У него был язык, способный обратить навоз в золото, и он пустил его в ход против Мереваля.