Воины бури

— Уговор? — голос Этельфлед звучал настороженно, она, очевидно, подозревала, что священники превысили полномочия, когда заключили договор без её согласия.
— О чем вы договорились? — спросила она.

— Ярл Хэстен, — осторожно начал Цеолнот, — хочет присягнуть тебе на верность во время пасхальной мессы. Он желает, чтобы радость воскрешения Господа нашего освятила этот акт примирения.

— Плевать я хотел, что он собрался ждать праздника Эостры, — сказал я, — поскольку мы займем форт немедленно!

— Форт передадут на Пасху, в воскресенье, — ответил Цеолнот. — Таков уговор!

— На Пасху? — переспросила Этельфлед, и любой знакомый с ней мог уловить в голосе недовольство.

Она не была глупа, но оказалась не готова отмести надежду на то, что Хэстен в действительности христианин.

— Это послужит поводом к примирению, — уговаривал её Цеолнот.

— А кто ты таков, чтобы заключать подобное соглашение? — спросил я.

— Такое дело следует решать христианам, — упорствовал Цеолнот, поглядывая на Этельфлед в надежде на поддержку.

Этельфлед же посмотрела на меня, потом на Хэстена.

— Почему бы нам не занять форт немедленно? — спросила она.

— Я условился... — робко начал Цеолнот.

— Госпожа, — прервал его Хэстен, подползая ближе на коленях, — я искренне желаю крестить всех своих людей на Пасху. Но есть упорствующие. Мне нужно время, отцу Гарульду нужно время! Нам нужно время, чтобы убедить тех немногих упрямцев в спасительной милости Господа нашего Иисуса Христа.

— Лживый ублюдок, — процедил я.

Мгновение все молчали.

— Клянусь, это правда, — смиренно добавил Хэстен.

— Когда он произносит эти слова, — обратился я к Этельфлед, — можешь быть уверена, что он лжет.

— И если нас навестит отец Цеолнот, — продолжил Хэстен, — а лучше, отец Леофстан, и станет проповедовать нам, то снизойдет на нас милость и благословение, госпожа.

— С радостью... — начал Цеолнот, но умолк, когда Этельфлед подняла руку. Мгновение она молчала, не сводя взгляда с Хэстена.
— Ты предлагаешь массовое крещение? — спросила она.

— Всех моих людей, госпожа! — с жаром подхватил Хэстен, — все узрят Божью благодать и станут твоими слугами.

— Сколько человек, ты, дерьма кусок? — спросил я Хэстена.

— Лишь малое число, лорд Утред, упорно придерживается язычества. Человек двадцать, может, тридцать. Но с Божьей помощью мы и их обратим!

— Сколько человек в форте, жалкий ты ублюдок?

Хэстен замялся, но понял, что колебаться не стоит, и улыбнулся.

— Пятьсот восемьдесят, лорд Утред.

— Так много! — возликовал отец Цеолнот. — То будет свет, озаряющий язычников! — взмолил он Этельфлед. — Представь себе, госпожа, массовое крещение язычников! Мы сможем крестить их в реке!

— Лучше бы тебе их утопить, — пробормотал я.

— И госпожа, — Хэстен, не вставая с колен, сцепил руки и не сводил глаз с Этельфлед. Его лицо лучилось доверием, а голос звучал искренне. Хэстен был лучшим лгуном, что я встречал на своем веку. — Я бы пригласил тебя в форт! Помолился бы там вместе с тобой, госпожа, вознес бы хвалу Господу вместе с тобой! Но малая часть моих людей непреклонна. Они могут воспротивиться. Я прошу лишь немного времени, чтобы милость Господня коснулась этих закоснелых душ.

— Вероломный подонок, — прикрикнул я на Хэстена.

— И чтобы убедить тебя, — смиренно продолжил Хэстен, игнорируя меня, — я клянусь тебе в верности сейчас, госпожа, в это самое мгновение!

— Хвала Господу, — прошамкал отец Цеолберт.

— Есть одна небольшая загвоздка, — сказал я, и все взоры обратились ко мне. — Он не может присягнуть тебе на верность, госпожа.

Этельфлед испытующе посмотрела на меня.

— Почему?

— Потому что он уже присягнул на верность другому, госпожа, и тот лорд еще не освободил его от клятвы.

— Я освободился от клятвы ярлу Рагналлу, когда поклялся служить Всевышнему, — возразил Хэстен.

— Но не от клятвы, принесенной мне, — заметил я.

— Но ты ведь тоже язычник, лорд Утред, — с хитрецой ответил Хэстен, — а Иисус Христос освободил меня от всех клятв язычникам.

— Воистину, воистину! — захлебываясь поддакнул отец Цеолнот. — Он очистился от скверны, госпожа! Отверг дьявола и козни его! Новообращенный свободен от всех клятв, принесенных язычникам, так учит нас церковь.

Этельфлед еще колебалась. Наконец, она взглянула на Леофстана.

— Ты еще не высказался, отец.

Леофстан слегка улыбнулся.

— Я обещал лорду Утреду не вмешиваться в его дела, если он не станет вмешиваться в мои, — он примирительно улыбнулся отцу Цеолноту. — Я радуюсь обращению язычников, но что касается судьбы крепости, увы, то не в моей власти. Кесарю кесарево, госпожа, и судьба Эдс-Байрига — дело кесарево, а точнее — твое.

Этельфлед коротко кивнула и указала на Хэстена.

— Ты веришь этому человеку?

— Верю ли я ему? — нахмурился Леофстан. — Могу я задать ему вопрос?

— Спрашивай, — приказала Этельфлед.

Леофстан прохромал к Хэстену и встал перед ним на колени.

— Дай мне твои руки, — тихо сказал Леофстан и подождал, пока Хэстен послушно повиновался. — Теперь поведай мне, — мягко продолжал Леофстан, — во что ты веруешь?

Хэстен сморгнул слезы.