Воины бури

Показался епископ Леофстан верхом на своем мерине, болтая ногами почти у самой земли. Вслед за священником въехала Этельфлед в окружении внушительного отряда воинов под предводительством Меревала. Замыкали шествие Хэстен со своими людьми и отряд мерсийцев Этельфлед.

— Ты нарушил перемирие! — обвинил меня отец Цеолнот, скорее грустно, нежели со злостью. — Лорд Утред, ты нарушил наше священное обещание!
Он не отрывал взгляда от распластанных на земле тел. Выпотрошенные тела превратились в мешанину внутренностей и разбитых кольчуг, из разрубленных шлемов вытекали мозги, на покрасневшие от крови трупы уже слетались мухи.

— Мы дали обещание перед Богом, — печально добавил он.

Отец Гарульд с искаженным от гнева лицом встал на колени и взял за руку умирающего.

— У тебя нет чести, — выплюнул он.

Я пришпорил Тинтрига и опустил кровавое острие Вздоха Змея, так что оно коснулось шеи датского священника.

— Знаешь, как меня прозвали? — спросил я его. — Убийцей священников. Только заикнись еще раз о чести, и заставлю тебя сожрать свое дерьмо.

— Ты… — начал он, но я с силой стукнул его Вздохом Змея плашмя по голове, свалив наземь.

— Ты лгал, монах, лгал, так что не говори мне о чести.

Священник затих.

— Финан, — проревел я, — разоружить всех!

Этельфлед подтолкнула кобылу к строю потерпевших поражение норманнов.

— Почему? — горько спросила она, — почему?

— Они враги.

— Крепость и так бы сдалась на Пасху.

— Госпожа, — устало сказал я, — Хэстен в жизни не говорил правды.

— Он принес мне клятву!

— А я еще не освободил его от клятвы, принесенной мне, — рявкнул я в ответ, внезапно разозлившись. — Хэстен мой, он мне поклялся! И никакие священники или богомольцы этого не изменят!

— А ты, — возразила она, — присягнул мне. Твои люди служат мне, и я заключила договор с Хэстеном.

Я повернул лошадь. Епископ Леофстан приблизился, но тут же отпрянул. Мы с Тинтригом были покрыты кровью, воняли ею, мой меч блестел от крови. Я привстал в стременах и закричал выжившим воинам Хэстена.

— Все христиане, шаг вперед! — я подождал. — Живей! — крикнул я. — Я хочу, чтобы все христиане встали тут! — я указал мечом в сторону пустующего лужка между двумя кучами бревен.

Хэстен открыл было рот, но Вздох Змея, метнувшись, уткнулся в него.

— Скажешь слово, вырежу тебе язык!

Хэстен закрыл рот.

— Христиане, — повторил я, — сюда, немедленно!

Вышли четверо мужчин. Четверо мужчин и около тридцати женщин. И всё.

— Теперь посмотри на остальных, — сказал я Этельфлед, указывая на людей, которые остались на месте. — Посмотри, что висит на шеях, госпожа. Ты видишь кресты или молоты?

— Молоты, — тихо произнесла она.

— Он солгал, — сказал я. — Заявил тебе, что все его люди, кроме нескольких — христиане, что они ждут праздника Эостры, дабы крестить остальных, но взгляни на них! Они, как и я, язычники, а Хэстен — лгун. Он всегда лгал.

Я пробирался сквозь толпу, говоря на ходу.

— Ему приказали удержать Эдс-Байриг до возвращения Рагналла, что вскоре произойдет. Хэстен лгал, потому что не мог говорить правду. Его язык изворотлив. Он нарушает клятвы, госпожа, и клянется, что черное — это белое, а белое — черное, и люди ему верят, потому что мед так и сочится с его языка. Но я его знаю, госпожа, потому что он мой человек, он принес мне клятву.

Сказав это я, наклонился, схватил Хэстена за кольчугу, рубаху и плащ и приподнял его. Он был намного тяжелее, чем я ожидал, но я перекинул его через седло и развернул Тинтрига.

— Я знаю его всю жизнь, госпожа, — сказал я, — и за все это время он ни разу не сказал ни слова правды. Он изворотлив, как змея, лжив, как ласка, и обладает храбростью мыши.

В задних рядах толпы завопила Бруна, жена Хэстена, и начала пробираться вперед, работая увесистыми кулаками. Она обзывала меня убийцей, язычником, дьявольским отродьем. Я знал, что она христианка. Хэстен даже поощрял её обращение, поскольку таким образом снискал расположение Альфреда. Он дернулся в седле и схлопотал удар в зад увесистой рукоятью Вздоха Змея.

— Утред, — крикнул я сыну, — если эта толстая сука хоть пальцем коснется меня или коня, сломай ей никчемную шею!

— Лорд Утред, — Леофстан решил было меня остановить, но бросив взгляд на кровь на Вздохе Змея и боку Тинтрига, отступил.

— В чем дело, отец?

— Он знает символ веры, — неуверенно произнес священник.

— Так и я его знаю, отец. Делает ли это меня христианином?

— Он не уверовал? — Леофстану будто бы разбили сердце.

— Нет, — сказал я, — и я это докажу. Смотри. 
Я сбросил Хэстена с седла, спешился, передал поводья Годрику и кивнул Хэстену:
— Меч при тебе, обнажи его.

— Нет, господин, — произнес он.

— Ты не станешь сражаться?

Ублюдок обратился к Этельфлед:

— Разве Господь не учит нас возлюбить врагов наших? Подставить другую щеку? Если я умру, госпожа, то умру христианином. Умру, как Христос, охотно. Я умру как свидетель...

Чему бы он там ни был свидетелем, ему сообщить не удалось, потому что я ударил его мечом плашмя по шлему. От удара Хэстен повалился на землю.

— Вставай, — сказал я.

— Госпожа, — произнес он, глядя на Этельфлед.

— Вставай, — крикнул я.