Войны и битвы скифов

А когда персов заметили, то было уже поздно, наступило страшное кровавое похмелье, и что-либо исправить было уже нельзя. Напрасно ещё вчера грозные скифские воины пытались схватить своё оружие и вступить в бой с врагом, напрасно они пытались поймать своих коней и покинуть это проклятое место. Персидские лучники сбивали их меткими выстрелами, и поражённые стрелами массагеты снова валились на залитую кровью землю. Остальных, ещё не очнувшихся от хмельного угара, персидские бойцы били древками копий и рукоятками мечей, валили на землю и опутывали верёвками. И лишь когда наступило утро, закончилась яростная бойня. Тысячи тел убитых кочевников лежали в лужах собственной крови, и не меньшее количество пленных сгоняли на окраину лагеря, где в окружении телохранителей сидел на коне победитель скифов – Кир Великий.

С одной стороны, царь мог быть доволен, ведь погибла треть вражеской армии, а он не потерял ни одного бойца! Но с другой стороны, Кир рассчитывал на то, что в ловушку попадёт всё скифское войско, а не какая-то его часть. И теперь ему предстояло решить, что же делать дальше. Однако когда персидский царь узнал, что в плен попал сын царицы Спаргапис, то он быстро сообразил, какая же это невероятная для него удача. Ведь теперь именно Спаргапис становился той приманкой, на которую владыка персов снова попробует поймать вражеских вождей. А если ничего не получится, то такой ценный заложник никогда не будет лишним, поскольку теперь можно будет реально оказывать влияние на непокорных кочевников. Поэтому Кир велел отпустить одного из пленных и отправить его к Томирис, чтобы тот рассказал ей обо всём, что произошло.

Для царицы массагетов всё случившееся явилось страшным ударом, поскольку единственный сын оказался в руках жестокого врага, пришедшего поработить её страну и сделать свободных скифов рабами персов. Но её силе духа мог бы позавидовать любой мужчина, а ответ Томирис Киру был краток: «Не силой оружия в честном бою, а вином и коварством одолел ты моего сына. Выдай его мне, а сам со своим войском убирайся к себе, или, клянусь богом солнца, я напою тебя кровью!» Однако победоносный перс только посмеялся над этими словами. Враг понёс невосполнимые потери, сын Томирис у него в руках, а ему, Киру Великому, ещё и угрожают!

Но дальше всё пошло не так, как хотелось бы завоевателю. Как только Спаргапис протрезвел и пришёл в себя, он сразу же осознал весь масштаб случившейся катастрофы. Мало того что он сам угодил в плен к врагу и стал разменной монетой в отношениях скифов и персов. Как полководец, он нёс личную ответственность за гибель своих воинов, и оправдания подобной безответственности не было. То, что Спаргапис наплевательски отнёсся к своим обязанностям военачальника и вместо того, чтобы заняться делом, напился на радостях, как простой воин, покрывало его несмываемым позором. Он просто не знал, как будет смотреть в глаза матери, вождям и родственникам погибших массагетов. И выход из такой ситуации сын царицы видел только один. Обратившись к Киру, он попросил царя, чтобы его освободили от цепей. Владыка персидской державы после такой сокрушительной победы был настроен благодушно и, будучи уверен, что царевич никуда из его лагеря не денется, велел удовлетворить просьбу пленника. Но едва руки Спаргаписа оказались свободны, как он выхватил меч из ножен царского телохранителя и нанес себе смертельный удар. Мертвый царевич свалился на землю, освободив себя от позора, а мать от зависимости по отношению к Киру, тем самым давая массагетам возможность продолжить борьбу с завоевателями.

В какой же ярости находился персидский царь! Он клял себя за мягкотелость, поскольку всё его преимущество развеялось как дым и теперь ему надо было что-то делать, чтобы заставить неуловимых массагетов принять с ним бой. Зато Томирис, узнав о смерти сына, все свои силы направила на то, чтобы отомстить виновнику гибели Спаргаписа и нескольких тысяч скифских воинов. Месть Киру Великому становилась для неё делом чести. С этого момента начиналась война не на жизнь, а на смерть, где пощады никто не просит, а если и просит, то не получает.

Между тем у Кира была надежда, что царица массагетов в ярости от личной потери сразу бросит в бой свою конницу и ему удастся разгромить скифов в правильном сражении. Однако ему доложили, что войско Томирис не стало вступить в битву с персами и начало отступление. Вполне возможно, царь мог посчитать, что скифские вожди после бездарной гибели стольких воинов не надеялись на победу. Но здесь перед Киром Великим во всей остроте встал вопрос: а что делать дальше? Начать преследовать массагетов или же вернуться за Окс?