Занятия с Тахором, темп жизни, да и удаленность их дома от Хайара никак не способствовали большому количеству друзей. В город Ирил выбирался редко, дома дел хватало, а мать с наставником и не старались найти ему друзей. Не потому, что не любили или им было наплевать на мальчишку, а потому, что, в дополнение к способностям к хальер, которые они старались прятать как могли, еще по совету Са-Сефары, с годами у Ирила появилась еще одна новая не радующая черта. Вспышки неконтролируемого гнева приходили внезапно и мгновенно. Ирил и сам не мог сказать, что в следующий раз вызовет его неудовольствие, но, когда это случалось, рядом было лучше не находиться. Единственным человеком, на которого он и помыслить не мог поднять руку, была мать. Всем остальным лучше было прятаться. Ланья бросался даже на Тахора. На того, к счастью, бросаться было бессмысленно — как водой из чашки на гранитную скалу плескать, но все равно… Хорошо еще, что торк никогда не расставался со своими амулетами, блокирующими хальер, торки мастера на такие штуки: Ланья и магию пускал в дело, не задумываясь.
Ирил был бит наставником не раз и не два. Без толку. Тахор пытался научить его боевому самоконтролю, как принято у торков. Бесполезно. Вбивал сдержанность на уровне рефлексов — не работало. Упрямый торк попыток не бросил, но добился лишь того, что Ирил стал внешне похож на типичного представителя высшего дворянства аталь — халиона. Бесстрастный презрительный правитель Ветви, не больше и не меньше. Тем страшнее на фоне его бесстрастия смотрелись вспышки ярости.
А вторым человеком в жизни Ирила, на которого его вспышки не распространялись никак и никогда, стала именно Сова. Нельзя сказать, что в ее присутствии он становился спокоен, как дас, морской моллюск, живущий всю жизнь на одном месте. Срывался он еще как, но Сова могла совершенно спокойно ходить перед его носом и указывать ему, что делать. И Ирил слушался. Сам изумлялся, но слушался. Для его гнева Совы не существовало.
Ирил запутался взглядом в облаке волос Совы, поддавшись воспоминаниям, и пропустил очередной вопрос.
— Ты что, меня не слушаешь? — Маленький кулачок больно врезался в бок.
— Ох, — вернулся на землю Ланья, — слушаю, конечно.
— Если медленно поворачивать, что видишь?
Ирил поднял брови домиком и виновато сдался:
— Дош разлитый.
— Эх ты, приземленная твоя душа, — махнула рукой Сова.
Она озорно улыбнулась, воровато оглянулась по сторонам и поманила Ланью пальцем:
— А теперь смотри…
Ирил честно уставился на блюдце. Разлитые остатки доша (Сова уверяла, что этот ритуал до сих пор используется в Огненном Лепестке) честно покоились на белой поверхности. И вдруг…
— Ты что делаешь?
Капельки темной жидкости начали сползаться друг к другу, превращаясь в морду абарата-невидимки. Круглый глаз уставился на Ирила. Потом моргнул. Раз, другой.
— Стой, — Ирил схватил девушку за руку. — Не делай этого! Это же хальер!
— И что? Что я такого сделала? — Недоумения в огромных глазах Совы хватило бы на троих.
— Ты что, не знаешь, что аталь воюют с людьми? — Ирил не выпускал руку.
Сова оглянулась по сторонам с извиняющимся выражением лица. Мол, извините, не переживайте, ничего страшного, этот дурачок со мной,
— Знаю, Ирил, — преувеличенно спокойно проговорила она. — Это все знают. Они уже год воюют. Ты не переживай только так сильно.
Действительно, с момента того разговора с Тахором на берегу моря прошел почти год. Только-только закончился сводящий с ума своим мелким дождем очередной сахаш. Жизнь потихоньку входила в привычную колею, и Ирил бы успокоился, если бы не наставник. Тахор весь этот год не переставал твердить о нависшей над Ланьей угрозой. Пугал, упрашивал, убеждал, заставлял, ограничивал и все такое…
И Ланья поверил. Он и сам теперь все реже и реже трогал линии хальер, даже находясь в одиночестве.
— Ты что, не понимаешь, что, пока идет война, такие, как ты и я, — в опасности? — Не выпуская руки девушки, он наклонился над столом, поближе к розовому уху, полускрытому светлыми локонами. Это отвлекало, но Ирил держался — вопрос был серьезным.
— А что я делаю-то? — Сова приняла правила игры и тоже почти шептала. — Я же не такой сильный халь, как ты. Про хальер знает только отец и вот теперь ты. Хотела похвастаться. Я же ничего не меняю. Смотри, дош-то не двигается — это только ты видишь.
Она выпрямилась и гордо тряхнула волосами:
— Я называю это «хальер разума».
Хоть Ланье и стало тепло на душе от такого доверия, но наставления Тахора засели все-таки очень глубоко. Ирил тут же притянул ее обратно.
— Глупенькая, — зашептал он ей на ухо, впервые позволив себе такое обращение, — как говорит Тахор, нельзя быть чуть-чуть беременным. Или ты трогаешь линии хальер, когда делаешь вот эту свою штучку, или нет. А настоящий халь такое сразу почувствует. И тогда — конец.
— Да ну тебя с твоими предостережениями, — Сова высвободила руку. — Ты уж не перебирай с этими страхами. Кому я тут нужна…
— Кому нужна? — зашипел Ирил. — Да знаешь, сколько вокруг может ушей лишних виться?