Воины Королевы

– Девчонка? – Олаф с трудом скрывал свою неприязнь к речнику. Он до сих пор немного жалел, что оставил ему жизнь. Даже теперь жалел, сидя у него в сарае. – Так, приблудилась.

– Приблудилась? – Арье прикрыл дверь, бросил в гол упряжь, поставил перед сотником еду. – Вы сумасшедший, Олаф. Зачем ты ходил в город? За ней?

– Ну, выходит, что за ней, – нехотя согласился чивиец и поскорее запихал в рот кусок лепешки, не желая дальше оправдываться перед речником.

– Понимаешь, хотели пленного взять, допросить, – за него договорил Люсьен. – А в темноте так получилось, что вот нашли только ее.

– В темноте? – Арье присел перед девушкой, с усмешкой рассмотрел. – Как же это вы ее в темноте отыскали, чернушку такую? По зубам разве что. Я про нее слышал, люди стрекоз очень смеялись, когда ее принесли. Летучки-то совершенно не понимают, чем она им не нравится… Да, редко эти ребята при нас разговаривают, а в тот раз разоткровенничались.

– Что-нибудь интересное узнал?

– Нет, – речник подобрал упряжь и занялся жуками, которых пора было вывести на пастбище. – Приходили несколько вчера вечером, но не ко мне. Я отправил туда жену… Но она не успела – воины зашли в дом, взяли что нужно, разбили пару горшков и ушли. А два дня назад увели дочку одного старика, самого убили. Вчера только и обнаружили, что он мертвый в доме… Туда сороконожки забрались, дверь-то не заперта.

Сотник напился и передал кувшин Люсьену, тот, в свою очередь – Долле, но Аль перехватил, сделав выразительное лицо. Пить после странного вида девушки ему не хотелось. Может, она больная? Олаф поднялся, прошел от стены к стене, разминая ноги, потом склонился над своим мешком, что-то рассмотрел там, не доставая.

– Ладно, Арье, спасибо за гостеприимство. Вечером мы уходим.

– В Хаж? А ее, – Арье кивнул на пленницу, – с собой заберете? Зачем она вам?

– Пригодится! – заступился за нее Люсьен, все еще опасаясь, что сотник возьмется за нож. – Тебе какое дело?

– Да никакого, – речник отвернулся к жукам. – Изведут они нас здесь, стрекозы и их люди, всех до одного. Вырастут мои дети – и их в свой город заберут. А меня зарубят. К вам не дойти… Что делать-то думаете?

– Это вам надо было думать, что делаете, когда восьмилапых предали, – проворчал Олаф. – Что-нибудь придумаем. А ты сиди тут тихо, и береги себя – может, еще пригодишься.

Сквозь щели в досках он видел небо, в нем летела эскадра. Девять летучек несли в сетках под брюхом лучников, сотник мог разглядеть даже большие колчаны. Стрел хватит, чтобы перебить сотню пауков, а сколько в городе таких эскадр?.. Барух говорил, что будет больше, много больше. Молодые стрекозы учатся, в середине лета встанет на крыло новое поколение, еще более многочисленное. Осенью в Хаж прилетит такая армия, с которой не справились бы и все смертоносцы Чивья. А во Дворце осталось только пятеро, с переломанными лапами, мало на что годные до линьки. И всего несколько сот стражников… Правда, вооруженных отравленными стрелами.

– Поели? – спросил сотник у воинов, когда Арье вывел жуков из сарая, держа в одной руке лук, в другой – палаш. Травоядные насекомые испуганно жались к хозяину, толкали его блестящими твердыми боками. – Ложитесь тогда опять спать, в ночь пойдем.

– Вчера весь день спали, – заворчал Аль. – Половину ночи спали, теперь весь день спать…

– Такова жизнь стражника, – поучительно заметил ему Люсьен. – И разведчика, как видишь, тоже. Долла, ты не пугайся так, никто тебя не тронет. Полежи, повспоминай что-нибудь о стрекозах… Мы твои друзья, ночью пойдем через степь, в Хаж.

Девушка недоверчиво посмотрела на него, потом одела сапоги, которые все еще держала в руках. Встала, с любопытством сделала несколько шагов и споткнулась.

– У меня никто не было обуви, – призналась она. – Обувь только воинам нужна, а мы в городе живем. Я не хочу идти в Хаж, оставьте лучше меня у стрекоз…

– Чем это тебе наш Хаж не угодил? – ревниво спросил Люсьен. – Будет у тебя свой дом, где-нибудь в поселках на перевалах, хозяйство заведешь, кроликов. Это такие зверьки с красной кровью, но вкусные. Они тебе понравятся, хотя и воняют.

– Звери с красной кровью?.. – округлила глаза пленница. – Как у людей? Не хочу! У вас там, в Хаже, пауки живут. Они меня сожрут… А летучки никого не трогают.

– Летучки людям головы откусывают, – заметил Олаф. – И давай договоримся сразу о двух вещах. Во-первых, не пауки, а восьмилапые или смертоносцы. Во-вторых, твоего мнения я сейчас спрошу последний раз. Слушай внимательно: или ты идешь с нами, или твоя тощая шейка встречается вот с этим ножом. Выбирай.

– Хаж, – Долла даже затряслась, глядя на тускло блестящее лезвие.

– Тогда чтобы я больше не слышал твоего «не хочу». Я приказал спать – ложись и спи. Тебя, Аль, это тоже касается, – сотник убрал нож, взял за руку Люсьена и отвел его в сторону. – Хочу с тобой посоветоваться.

– Твоя воля – закон, Око Повелительницы, – хмуро пробурчал стражник, которому не нравилась такая манера обращения.