Войны мафии

— Что хорошего в том, чтобы быть Риччи? Что дает нам жизнь в нашей семье? Какой смысл, — добавила она, обжигая его взглядом своих горячих глаз, — жить такой ужасной, запуганной жизнью, как мы, и не получить лицензию на одну-единственную кражу? Вот она я, Чарли. Укради меня!

Вдалеке снова раздался странный, сухой треск.

— Мир стучится в нашу дверь, Стефи. Крепость окружена. Жить как Риччи, — значит жить в тюрьме. Можешь ты понять, почему я прошу своего тюремщика — отпусти меня? — Он отрывисто, горько рассмеялся. — Нашу крепость охраняет личная армия. Мы заключаем союзы с правительствами. У нас есть собственные кардиналы и сенаторы. О Господи, даже собственный президент у нас есть!

Сочные губы Стефи разомкнулись, но она промолчала и снова опустилась в кресло.

— Чарли, дай отдохнуть своей профессорской голове.

— Старый contadini[29] держит семью в ежовых рукавицах. Так сицилийский крестьянин отправляет на тот свет трех-четырех жен, замучив их домашней работой и ребятишками. Но теперь все переменится.

— Правда? Детей будут делать иначе?

— Чем больше народу в семье, тем легче чужакам вторгнуться внутрь. Враги приманивают наших детей. Похищают их. Требуют выкуп. Шантажируют семью. Втягивают молодых в преступления. Продают их копам или Налоговой инспекции.

— Чарли!..

— Но и без того — молодые не подготовлены к жизни в этом мире. Двести лет назад в Сицилии все, что требовалось человеку для жизни, — это крепкая спина.

Сегодня нужно уметь читать, писать, считать. Нужно немножко знать историю, немножко разбираться в науке. Юноши и девушки выпархивают из колледжей со знаниями, пригодными для шестилеток. Как ты думаешь, почему мы не берем на работу выпускников высшей школы, пока они не получат звание доктора философии? Когда-то нам не о чем было беспокоиться, кроме горстки честных копов. Но наступила эпоха антитрестовских законов, правительственных расследований и сдерживания цен. У государства — свои внутренние проблемы. А у Итало на шее — китайские триады, японские якудза... Винс получил по носу от колумбийского наркокартеля. Стеф, крепость окружена врагами. Со всех сторон.

— А это разве не причина — не идти против собственной крови! — воскликнула она.

Она причиняла ему боль много раз — и напоминанием о его подчиненности Чио Итало, и обвинением, что он не мужчина, не мафиози, раз отказывается сойтись с ней снова. Не важно, есть Гарнет или нет, но он был слишком мужчина и мафиози, чтобы выдать свою боль. Нападки Стефи — это просто крик одиночества. Она нуждалась в нем больше, чем он в ней, потому что у него была Гарнет.

— Таким видит меня Итало, Стеф. Предатель, под покровом ночи открывший врагам ворота крепости.

Он ожидал негодующего окрика, но вместо этого услышал:

— Чарли, он прав.

Уязвленный на этот раз до глубины души, Чарли встал. На его лице не было никакого выражения. Ему следовало бы хорошенько разобраться в своих мыслях, направляясь сюда. Такая яростная фамильная преданность, такая зашоренность в духе «старой родины» со стороны Стефи была ему в новинку.

— Спокойной ночи, Чарли. — Она нежно помахала ему рукой. — Прости, что наговорила тебе гадостей.

— Это не твой ум говорил.

На ее губах заиграла насмешливая улыбка.

— Приходи еще поболтать.

Оба захохотали, снова — подростки. Глухой звук в отдалении повторился, на этот раз громче. Юные улыбки увяли на их лицах.

Глава 20

В кабинете Чио Итало в клубе «Сан-Дженнаро» тусклый утренний свет с трудом просачивался сквозь пуленепробиваемые оконные стекла. Но в силу своего образа жизни Итало не особенно нуждался в возможности посмотреть на мир. И еще в меньшей степени — в том, чтобы мир смотрел на него.

Иссохшие пальцы-когти нежно коснулись клавиш компьютера. Из Лондона передавали цифры, выражавшие его долю в МАСА. Все было так, как пообещал Эль Профессоре. Но честность племянника интересовала сейчас Чио Итало меньше всего.

Единственная по-настоящему важная вещь — это верность. Чио Итало как воинствующий аббат требовал абсолютной, нерассуждаюшей, непоколебимой верности основополагающему догмату своей религии — семье. Другие ценности он отвергал без сожаления. Человеческая жизнь? Довесок в торговле. Именно поэтому в его жизни не нашлось места никому по-настоящему близкому, как жена или сын. И он не жалел об этом. Он решился наказать Чарли единственным и необратимым образом, и его чувство справедливости не было замутнено и тенью сострадания.

Наверное, бунт следовало задавить в зародыше, не дожидаясь, пока Чарли зайдет так далеко. И тем более пока он спланирует свою линию защиты. Но для этого требовался профессионал. Никто из людей Винса для такой работы не годился. Стиль, которого придерживается Винс, — личное участие в ликвидации, — служит нескольким целям, в том числе повышению авторитета. Такую операцию он обязательно использует в своих интересах, шантажируя Чио притворными угрызениями совести. Нет, Итало требовался человек со стороны, редкий и дорогой специалист, который сумеет организовать безупречный, стопроцентный несчастный случай, а не расправу.