Подчеркивая ярко-желтым карандашом некоторые строчки, Эйлин услышала, как щелкнул замок на двери.
– Баз?
– Хийя-хийя-хийя!
Пьян, констатировала Эйлин, прислушиваясь к возне в темноте, потом шуму воды в ванной. Наверное, так пропитался за день, что сам почувствовал необходимость избавиться от чужих ароматов.
Десятью минутами позже Баз появился в дверях спальни совершенно голый, с накипью светлых волос на белой коже.
– Вечер добрый, мсис Эйлер.
– Ты сегодня рано, – сказала Эйлин, отложив свои бумаги.
Баз несколько секунд сосредоточенно изучал свои наручные часы.
– Дес-с-ть пятнацть, – сообщил он.
– Эй, ты в порядке?
– З-замечатно, мсис Эйлер. Ма-а-ленький загульчик с мальч... мальччиками, мсис Эйлер.
Эйлин наблюдала, как он медленно, неуверенно приближается к кровати. У него на уме что-то еще, кроме секса, подумала она.
– Вы оч-чень аппетитная, мсис Эйлер.
Эйлин смотрела с удивлением, как он опускается на колени.
– М-м, вкусно, – бормотал он, разводя ее ноги на гинекологический манер. Эйлин захихикала, потянувшись к выключателю.
Ленора сняла трубку после одиннадцатого гудка, дав время Винсу почувствовать укол вины в сердце. Ничто не причиняет сицилийцу больших страданий, чем мысль, что его жена наслаждается сексуальной жизнью так же, как и он сам.
– Чего долго не снимала трубку?
– Я спала, Винс. Ну, как тебе Багамы?
Последовала пауза. Ленора как наяву представила себе Винса, подмигивающего милашке, которая сегодня делит с ним постель. Наверное, мясистая, сиськи размером с «фольксваген».
– Влажность здесь ужасная, чуть не сто процентов. Завтра прилетаю.
– Буду ждать, – Она подавила зевок. – Пока.
Повесив трубку, она молча смотрела на телефон. Ей казалось, что еще одна ниточка вплелась в ткань предательства. Но, Господи, ставка слишком высока, чтобы остановиться на полдороге.
Баз Эйлер не был толстым, но обнаруживал склонность к полноте. Его завтрак обычно состоял из чашки черного кофе без сахара и двух крекеров из банки с надписью «Здоровая пища». Сегодня, сделав скидку на ужасное самочувствие, он добавил к обычному меню апельсин.
Сидя за столом в затрапезном клетчатом халате, он пытался разрезать скользкий апельсин на маленькие кусочки. Из-за похмелья его ловкие пальцы хирурга были неуклюжими, непослушными. Он, отец знаменитой Секции Эйлера, не мог справиться с паршивым апельсином!
– Ты уверена, что серединка здесь? – угрюмо спросил он Эйлин.
– Посоветуйтесь с доктором, доктор.
Эйлин уже оделась – она собиралась в окружную прокуратуру. На ней был темно-синий деловой костюм и белая блузка с оборками у горла. Она протянула мужу несколько очищенных долек апельсина.
– Выглядишь ужасно. Тебе вредны половые излишества.
Баз залился румянцем. Что она знает?.. Не сболтнул ли он лишнего вчера ночью? У него разболелась голова.
– Это оскорбление?
– Баз, некоторые вещи являются в нашей семье событием. Во-первых, похмелье, во-вторых, секс. Так что это не оскорбление, а констатация факта.
У База перед глазами замелькали воспоминания. Вчера он обладал обеими женщинами, их гладкими, сочными, нежными телами, с промежутком не более часа. Он почти слышал свист плети, приближающейся к его спине.
– Требую, чтобы суд исключил это из протокола, – пробормотал он. Неудивительно, что его пенис выглядел сегодня так жалобно, когда он принимал душ. Как забытый в жаровне пересохший кусок мяса.
Справившись с собой, он с натужной жизнерадостностью произнес:
– Что за день у вас сегодня, адвокат?
– О, сплошная беготня, – ответила Эйлин таким же тоном. – И случайные вылазки во вражеский стан. И несправедливость, и скрежет зубовный. А у тебя?
– А, ничего особенного...
Он допил кофе в мертвой тишине. Страх опутал его душной пеленой. Он наделал вчера глупостей, кажется, за это придется расплачиваться.
У прокурора округа Нью-Йорк, больше известного как Манхэттен, был очень простой офис, находившийся в той части Леонард-стрит, которую недавно переименовали во Фрэнк Хоган-стрит по имени предыдущего прокурора. Туда входили через боковую дверь, а не со стороны Сотой Центральной улицы.
В еще более простом кабинете трудилась над делами очень простая помощница окружного прокурора Леона Кэйн. Единственное яркое пятно – поникшая лилия в горшке, бросавшая желто-оранжевый отблеск на стену напротив мрачного окна. Впечатление, что комната маленькая, усиливалось из-за внушительных габаритов хозяйки, рослой, как Уинфилд, но без капли миловидности. Когда две великанши церемонно прижались щеками. Эйлин показалась себе скворцом, глазеющим на аистов. Леоне Кэйн явно хотелось поскорей составить впечатление о деле, чтобы решить, стоит ли вмешиваться окружному прокурору.
Выслушав Уинфилд, Леона пожала плечами. Ее крупное простоватое лицо выглядело довольно свирепым.
– Бывают случаи, которые окружной прокурор просто не может доверить другим, но... Очень сожалею...
– В чем дело? – перебила ее Уинфилд. – Ты хочешь сказать, что нет показаний Баттипаглиа против Риччи?
– Конечно.
– А если мы добудем их?
Помощник прокурора взглянула на часы.
– Ричардс, звони мне сразу же, как только что-нибудь найдешь!