Войны мертвых (СИ)

Как же так случилось? Впервые за свою долгую жизнь я обрел Смысл. То, ради чего стоит волочиться по этой земле, перерезая глотки врагам и выпивая их никчемные жизни. Меня приманили куском мяса, словно волка, и вот - капкан захлопнулся. Смысл моего бытия, лежит на моих руках. Холодная, как я сам.

И я не могу вспомнить ее имя!

Голову пронзает боль, в груди разрастается холод, такой, что я не чувствовал сотни лет. Я вижу ее белые волосы, испачканные алым, разорванную кольчугу, помню, что дороже ее нет ничего на свете... Но не могу вспомнить чертово имя!

И все тонет в тисках ярости, сжимающих мое мертвое тело. Не вампир, зверь бежит навстречу охотнику, забыв о боли и ранах. Ему безразлично, выживет ли он, или сгорит на месте под взглядом стальных демонов, окружающих его со всех сторон. Холодные судьи, все до одного предвзятые, купленные властью Фабиана.

Я умер. Нет никого. Ничего. Пустота вокруг. Тишина, вязкая, как смола, наполняет все вокруг. Я думаю, что еще есть Я. И ошибаюсь. Нет ничего. И ничего не было. Это Вечность, подлинная, бесконечная Неподвижность. Сон. Вечный покой.

И это ложь.

Копье Света пронзает меня насквозь, вытаскивает из небывалой тьмы, как рыбак тянет из реки трепыхающуюся рыбу. Он шепчет и кричит одновременно, он предлагает мне сделку. Предлагает все исправить. Как будто ему можно отказать! Чертов Свет разгорается так ярко, словно хочет сжечь мою душу дотла. Боль, опять эта проклятая боль!

Я не слышу криков, но чувствую, как разрывается гортань в бессвязных воплях. Руки крушат кровать и разрывают перины, туман не дает понять, что происходит. Чувствую запах. Сородичи. Мужчина и женщина. Словно одинаковые. Они стоят в проходе, молча наблюдая, как я крушу их собственность. И это меня злит!

Разбив в щепки шкаф, стоящий у кровати, я несусь к ним. И проскальзываю мимо. Они парят вокруг меня, беспристрастные тени, туманные силуэты ускользают от моих атак...

Ноги подкашиваются сами собой. Когти вонзаются в толстый алый ковер, рвут его от бессилия, царапая спрятанный под ним камень. Мужчина и женщина, одинаковые на запах, и на расплывчатые лица, стоят возле меня, о чем-то переговариваясь. Наконец, силы покидают меня, и я лежу на жестком ковре, уже не пытаясь подняться. Мужчина, сородич, тонкий, но удивительно широкоплечий, наклоняется ко мне. Секундная боль, и перед моими глазами болтается прозрачная трубка с игрой, из которой капают вперемешку сияющий дурман и моя кровь.

- Мы все это пережили, добрый друг, - словно издалека произносит он, глядя на меня черным, бездонным взглядом. - Пожалуй, с тебя на сегодня достаточно этой гадости. Адизель, позови Матильду и Хрофта. Надо подыскать нашему гостю новую постель.

- Да, любовь моя, - тихо отвечает женщина, и уходит, задев мое лицо белым подолом платья.

Через какое-то время в комнату заходят двое. Огромный детина в цветастом костюме лакея. От него несет гнилью, но выглядит так же, как мы, вампиры. Он молча берет в свои крепкие объятья мое размякшее тело. Что-то говорит женщине в сверкающе белом переднике. Зовет ее Матильдой. Голос у нее противный, писклявый, но притом хриплый. Белый же чепчик на ее сгнившем, потрескавшемся лице сидит, что шляпа на пугале.

Я лечу на крепких руках неразговорчивого лакея прочь из сумеречной комнаты, подальше от смердящих светильников и разбитой мебели. Сквозь вылизанные до блеска окна пробивается тусклый свет заоблачного светила. Кажется, что Хрофт специально повернул мою болтающуюся голову, дабы добрый гость насладился местными красотами.