Войны Миллигана (ЛП)

Через несколько минут разговора Билли вдруг оживился. Он был одет так же, как и в прошлый вторник (в тот день мне вернули всю его одежду, которую я принесла ему сегодня). Другой одежды у него не было, так как на новом месте ему ничего не выдали. Билли рассказал, что со дня прибытия в Дейтон он ничем не занимался — только сидел в своей комнате. Здание не отапливалось, и полы были холодными. Он попросил в следующий раз принести ему коврик.

Билли рассказал, что один человек из клиники посоветовал ему, чтобы он не верил своим многочисленным личностям, да и вообще в существование этого синдрома. Директор Аллен Вогель признался Дороти, что он раздумывает над тем, чтобы дать указание относиться к поступкам Билли, как к поступкам уникального индивидуума и лечить его, исходя из этого. Все по одной простой причине: они понятия не имеют, как работать с синдромом множественных личностей и, тем более, лечить его.

— Мама рассказала, что ты хочешь переехать в Дейтон, — заявил он вдруг.

— А ты этого хочешь?

— Поступай так, как считаешь нужным, Мэри, — ответил Билли, пытаясь показать, что ему безразлично.

Но я не верила ему.

Мне казалось, что он хочет, чтобы я осталась. Ему хотелось знать, когда я приду снова. И в то же время Билли не хотел заставлять меня делать что-то против воли или хоть немного давить на меня, как это было в начале сентября. Он не хочет, чтобы оставаясь рядом с ним, я тоже заперла себя в тюрьме. Билли боится искалечить мне жизнь.

Билли решил, что парни из Лимы рассказали кому-то про историю с крестом. Дейтонский священник отвел его в больничную часовню и показал пальцем на кафедру и крест, заявив c пафосом:

— Они там же, где и были!

Билли подумал, что Ленни, должно быть, признался в краже креста - сейчас, когда им уже не нужно было бояться этой истории. Миллиган пожалел, что в часовне Лимы узнали о непричастности какого-либо чуда в возвращении кафедры и креста.

В течение первых недель настроение Аллена постоянно менялось на сто восемьдесят градусов. Он метался от надежды к разочарованию и раздражению, размышляя о новом месте своего пребывания. Он хотел верить, что Дейтон окажется более пригодным для жизни, чем Лима, и одновременно боялся обнаружить, что это всего лишь наивная мечта.

В день прибытия Билли пообещали, что ему вновь разрешат рисовать. Несколько недель спустя, зайдя в комнату для рисования, он не нашел ничего кроме бумаги и цветных карандашей.

— И что я, по-вашему, должен здесь делать? — расстроено спросил он у надзирателя, еле сдерживая раздражение.

— Сидеть и рисовать, — невозмутимо ответил ему надзиратель.

Этот инцидент сильно расстроил его. Он вновь попросил Мэри вернуться в университет, получить диплом и забыть его. Эта клиника была лучше Лимы лишь снаружи.

В конце ноября в Дейтон прибыло еще двадцать три человека. Условия жизни и качество еды быстро ухудшились. Картофельное пюре подавали холодным, у пациентов не было ни соли, ни перца, чтобы сделать блюдо хоть немного пригодным для пищи. Кусочки колбасы были нарезаны настолько тонко, что были чуть ли не прозрачными. Сухие горошины перекатывались от края к краю по подносу из белого железа, словно глиняные шарики.

Даже еда в Лиме была намного лучше!

На смену отчаянию, вызванного условиями содержания и ужасным обращением, пришло негодование, а потом гнев.

Отдельные возмущения не имели никакого эффекта, поэтому Аллен убедил остальных заключенных, что добиться каких-либо положительных изменений можно лишь коллективными усилиями.