Нет, мне ужасно хотелось выглядеть красивой, ведь праздником будет руководить Совет трёх. Там будет и Пушак. О нашем неловком расставании на исходе ночи, когда я прогнала его, чтоб не увидел Чаупи-тута, не дав сказать и двух слов, думать не хотелось. Хотя я думала, мучительно думала, что мы такое сотворили этой безумной ночью. Не могло быть и речи, чтоб остаться, но что мне делать без него там ? И где мне взять в той жизни такие сильные и одновременно нежные руки, от которых дрожала каждая жилочка в моём теле. Одно малюсенькое воспоминание о которых, вызывает волну жара в теле и удушья в горле. Всё заткнись, заткнись, заткнись!.. Прекрати думать об этом! Надо как-то отстранится от чувств, раздирающих меня на кусочки, иначе мне просто не пережить этого праздника. Напиться что ли? Только не чичей. Эту гадость я в рот не возьму, даже если в процессии прийдётся идти голой, только с этими проклятыми рабскими колокольчиками на всех конечностях.
-Так, барышни, цаки вставили и на подиум,-жёлчно пошутила я. В дверях уже нарисовался наш сопровождающий и недопереводчик.
-Господи, что ж я на ребёнка то злюсь?-подумала я и решила смотреть на праздник, как самая типичная журналюга - внимательно и чуток цинично.
В городе не было видно ни одного человека. Нас провели к Тинтеро - месту нашего “пришествия” по безлюдным улицам. На время замолчали даже, воющие с рассвета, трубы. Мы взошли на вершину Храма. Пушак стоял на верху и смотрел на меня глазами в которых просто клубилась боль. Даже цвет у них стал не мягким медовым, как обычно, а желтым, как огонь, который жёг изнутри. Я потупилась и споткнулась на верхней ступеньке. Чаупи-тута, который шёл за мной, как приклееный, подхватил мой локоть.
-Джентельмен. Моя поддержка и опора,-включила я свой злобный юморок, чтоб хоть как-то держать себя в руках.
И тут завыли трубы, потом к ним присоединились барабаны и наконец, на самой высокой ноте, вой и гром резко оборвались, как в цирке, перед опасным трюком и послышались звуки множества тамбуринов и флейт, создающих нежную, чуть тоскливую мелодию, под которую на площадь длинной змеёй стала втягиваться процессия женщин Дома - дочерей Солнца, шедших к подножию храма этаким хороводом, закручиваясь вокруг него спиралью и останавливаясь вокруг концентрическими кольцами.
Когда все жрицы, продолжая играть, поместились вокруг Тинтеро, на площадь, во главе рядов воинов, вышел вождь. На нём было такое количество золота, что, казалось, у него подгибаются ноги при каждом шаге. Скромная белая туника с голубой каймой и маленькое золотое солнце на груди Пушака, блекли на его фоне в глазах толпы. Так, наверное, казалось ему, строящему свои карьерные планы.
Дальше, за супругой вождя, одетой в той же стилистике, площадь почтили гости, за ними остальной народ, который размещался уже везде, где мог, включая возвышеные места вокруг площади и даже некоторые подходящие деревья.
Официальные лица - Вождь, Старшая Дома, представители городов, поднялись на вершину Храма. Сразу стало тесно.
Пушак вышел вперёд и начал речь, в которой я то и дело слышала имя Инти. Я смотрела поверх голов и слушала его голос, совсем непохожий на жаркий шквал страстных слов, которые пьянили глупые женские уши ТОЙ ночью.
Потом по очереди говорили все официальные лица. Правда это политбюро длинных речей не разводило. Торжественная часть закончилась быстрее, чем я ожидала. И, слава богу, без скандала. Очевидно вождь определился, что в данный момент, когда наши “подвиги” на устах у народа, влезать в интригу не выгодно. Но судя по его взглядам в моменты, когда он считал, что их никто не видит, он подгадит нам в первый удобный момент.
Пушак подал сигнал и мы, следуя за Советом трёх, спустились вниз, толпа расступилась и парад: Совет, мы, гости, Девы, воины, народ, попёрли к Дому, где на плацах были приготовлены еда, питьё и местечко для зрелищ.
Из всего, что происходило больше всего меня порадовало, во-первых: что для “начальства” и его гостей существует каменный стол с длинной скамьёй и мне не прийдётся в этой длинной рубахе с разрезами “по самое не могу” лопать сидя на коленках; во-вторых, что, для тех же, на столе была не только чича, а ещё какие-то напитки, названия которых я не знала, так как малявку к нам не пустили, а Пушака я, конечно, спрашивать не стала. Если бы вождь предпринял какую-то гадость, мы держали знание языка Инти, как козырную карту. Но поскольку козыри в нашем раскладе уже присутствовали, этот решили приберечь.