Воины облаков

У нас уже было достаточно сведений, для того, чтоб арестовать Вакраллу. Но он почувствовал что петля затягивается и бежал. Возможно в Чанкай, возможно к Чимор. А может он ждёт где-то рядом, чем закончится конфликт. В зависимости от этого, принять решение будет проще. Его ищут и он торопится. Но, если мы уйдём с армией правителя чанков, вы должны быть осторожны. Он может захотеть отомстить или похитить женщин. Правда, если он знает о вас, — Пушак ласково посмотрел на, держащихся за руки, Анжелу и Анджея, — то, скорее всего, только Олесю. Кроме того, у него своеобразная одержимость, желание подчинить и обладать ей. Об этом говорил шаман, который под моим присмотром, держал с ним связь. Вакралла даже просил дать ему какое-то колдовское средство, чтоб помочь в этом. Он совершенно не понимает чем именно мы, шаманы, занимаемся. Для него наши знания — колдовство, фокусы.

19 ноября.

Мы уходили от города затемно, а в небе висела, провожая, ехидная драконья рожа. Теперь нас трое в стане чуой армии. Я, Пушак и Чаупи-тута. Почти семья. Мальчишка, чуткий к чувствам, как-будто происходящее между нами, видит глазами а не сердцем, увязался за Джайной, даже ночевать остался в его шатре. Нам, как важным людям, тоже выделили шатёр. Выходить планировали очень рано, поэтому, как и обещали во время переговоров, решение своё объявили до захода солнца и даже на ночь остались среди чанка. Прощались тяжело. Девчёнки разревелись. Я тоже. Или вы думаете, что я железная и ничего не боюсь? Ребята тоже больше молчали. Чувствовали себя виноватыми или, просто, не у дел. Страх, никогда не вернуться, стал ближе и ощутимее. У них, наверное, было ощущение потери одной из связей с нашим общим прошлым. Вот уж не знаю о чём я думала, когда решила идти вообще одна, если, даже сейчас, рядом с мужчиной и защитником, боялась до чёртиков.

Но к моему личному страху, конечно теперь добавился страх за любимого человека, за маленького мальчика, который, хоть и хотел казаться взрослым, но таким не был. Мы отвечали за него. И ещё я боялась оказаться, ну, как бы, недостойной в их глазах. Боялась струсить, если что-то пойдёт не так. Смерти боялась тоже. Но боли больше.

А сейчас, как подарок, нам дана была эта ночь. Наконец рядом, совсем одни. Мы перестали скрывать свою связь. Наплевали на всё и всех. Как-будто жили последние дни. Мы лежали совершенно обнажённые и разгорячённые любовью. Я водила кончиком пальца по его влажной груди. Целовала плечи, шею, уголок губ, пока он не наклонился надо мной снова и не прижался бёдрами к моим бёдрам. Сейчас всё произошло быстро и ярко. Наслаждение накатывало волнами и я почти сходила с ума, когда всё завершилось и у него. Ночь длилась и длилась, а мы не хотели останавливаться, не могли спать. Наши тела стремились друг к другу, не уставая и не испытывая пресыщения. Даже когда он был рядом, я продолжала чувствовать его в себе, и это было такое пронзительное чувство..

До рассвета оставалось ещё часа три. Лагерь спокойно спал. Конфликт был разрешён мирно и редкие часовые дежурили только для порядка. Маленькие группки нападающих не стали бы приближаться к огромной армии. Даже ивотные, чьи крики обычно слышны по ночам в этой местности, убрались подальше от такого скопления людей.

Пушак протянул руку к своей сброшеной в стороне одежде и взял пояс с серебряным кинжалом, который он не снимал никогда. Это был ритуальный кинжал шамана, но им мог прекрасно воспользоваться и воин в минуту опасности. Ручка его, с головой кондора, вырезанная из куска бирюзы, оказалась сосудом. Голова — плотно пригнаной пробкой. По лезвию шёл тонкий желобок. Я лежала, закинув руки за голову, тело требовало небольшой передышки. Шаман провёл пальцем по моим губам.

— Сожми крепко зубы, Юри, — прошептал он.

Я шутливо оскалилась и показала два ряда крепких ровных зубок, которыми вполне можно гордится. Пушак приставил к верхним резцам кончик кижала и слегка надавил. По выемке в лезвии скатилась маслянистая терпкая капля.

— Это поддержит твои силы, нам ещё идти целый день. Сам он тоже слизнул тонкую струйку жидкости. Её количество было значительно больше.

— Ты очень устал? — спросила я.

— А можно устать любить тебя? — ответил он вопросом на вопрос.

— А что это? — я облизнула губы, вкус поменялся, губы чуть щипало.

— Яд, — шаман хмыкнул, — не бойся, это кровяной яд. Там в пробке застывший сок гевеи, при ударе лезвие чуть смещается внутрь и открывает выход яду. Я и взял больше потому, что на меня яды действуют слабее. А этот мы даём больным, в маленьких дозах, чтоб восстановить силы. Знаешь, когда боги учили первых целителей, Инти сказал, что для того, чтоб убить болезнь, можно взять нож, можно взять яд и можно применить слово. Любая из этих трёх вещей годится, чтоб убивать и чтоб лечить. Дело в дозе.

— И ты хочешь вылечить меня от любви, — пококетничала я.

— Нет, — засмеялся шаман, хочу добавить тебе желания.